Лыжники в песках Туркменистана
Как известно, летом лыжники, за неимением снега, предаются различным безумствам: например, пересекают на мотоциклах пустыни. Особенно знаменит этим Алексей Дергачев. Сегодня — рассказ о путешествии в Туркменистан.
Журнал: «SKI Стайл» № 4, 2007 год
Текст: Александр Сухоруков (команда S7)
Фото: Алексей Дергачев («Старые Херцы»)
Участники моторейда: они же
Впервые я попал в Туркменистан, когда S7 начал выполнять рейсы в Ашхабад. Увиденное потрясло. Столица оказалась широким и светлым городом из фантастического будущего. Сияло на солнце золото статуй Отца всех туркмен, к безоблачному небу возносились купола самых больших в мире мечетей, мавзолеев и минаретов, блеск белого мрамора слепил глаза, количество фонтанов не подлежало исчислению. В тот приезд на конеферме под Ашхабадом нам подарили фотографию, где был запечатлен старый, советских времен, мотоцикл «Иж» и два колхозника на нем, а рядом — грациозный жеребец с элегантной наездницей в седле. Нелепое соседство двух коней подсказало идею для очередной экспедиции команды S7. Мы замахнулись преодолеть на мотоциклах туркменский отрезок Великого Шелкового пути, пересечь жаркие пески Каракумов и выяснить наконец, какие еще сокровища таит в себе Туркмения, кроме каракуля, ахалтекинской лошади, пустыни Каракумы с одноименным каналом, Туркменбаши и пищевой соли.
Нельзя сказать, чтобы подготовка к экспедиции шла гладко. По разным причинам члены команды один за другим отказывались от участия, в результате нас осталось двое; таможенное оформление мотоциклов затягивалось, а виз не было даже на момент вылета из Москвы. Последняя капля — во время сдачи груза в терминале я сильно разрезал руку, и, когда мы сливали из баков бензин прямо на асфальт, он мешался с кровью. А в двух метрах от нас ждал отправки (нашим же рейсом в Ургенч) гроб с усопшим мусульманином — на крышке был изображен полумесяц.
Мы везли с собой столько запчастей, что, по меткому выражению таможенника, «из них можно собрать три станковых пулемета». До последнего момента опасались, что мотоциклы не войдут в багажник самолёта или будут отправлены следующим рейсом через неделю.
В Ургенче аэропортовые работники, хитро прищурившись, заявили, что «за обработку груза придется платить». Только к вечеру следующего дня удалось разрешить ситуацию, за это время мы подружились со всем аэропортом, в результате 120 км до границы с Туркменией нас сопровождала таможенная машина с включенными мигалками.
На туркменской земле нас ждал проводник Бава — молодой загорелый парень с бритой головой, одетый современно, даже по-западному. Первым делом он удивился, что мы здесь, — за все семь лет его работы ни один гражданин СНГ не получил от МИДа Туркменистана разрешение на въезд. Мы же не ограничивались просьбой о посещении традиционных достопримечательностей, а изъявили желание пересечь всю страну, побывав при этом в пяти пограничных зонах особого контроля, куда даже местные жители не имеют права попасть без специального разрешения!
Переночевав в приграничном городе Ташаузе, мы двинулись в Куняургенч, столицу Хорезмского государства в XI–XIV веках (такова версия туркмен; узбеки уверяли нас, что столица Хорезма была в Ургенче, рядом с которым находится древний город Хива). При 47 градусах в тени (мифической, ибо тени в пустыне мы так и не обнаружили) мы три часа провели среди древних развалин, слушая, как город подвергался набегам монгольских орд и разграблению войсками Тамерлана. Особенно сильное впечатление произвел курган: после полугодовой осады захватчики разрушили плотину, и оборонительные укрепления города были смыты водами Амударьи. Из жителей не пощадили никого, мертвые тела сваливали горой, которая сегодня сопоставима размерами с пятиэтажным домом. Из-за ветровой эрозии обнажились кости, без сомнения, человеческие: грудные клетки, позвоночники, черепа… Вот по одному пробежал длинноногий паук. Древний аналог Бухенвальда и Освенцима покидаем без сожаления и едем на юг, углубляясь в пустыню, оставляя за собой лишь пыльное облако.
Ехать в июне по Каракумам на мотоцикле — по ощущениям то же, что сесть на раскаленную сковородку в жаркой пекарне. При этом сковородку непрерывно потряхивает. Под рев мотора, напоминающий звук Ан-24 на взлете, непрерывно подруливаем, объезжая коровьи лепешки, кусты саксаула и верблюжьих колючек. С наступлением сумерек становится легче дышать, но полностью исчезает обзор.
В абсолютной темноте добираемся до местечка Дервезе. Когда-то здесь была деревня, но однажды, проезжая мимо, глава государства, пораженный условиями жизни местного населения, повелел граждан переселить ближе к столице, а поселение ликвидировать бульдозерами. Деревня исчезла, название — осталось. Ночевать решили около огненного кратера, очень похожего на преисподнюю из кошмаров. Провал в земле с отвесными краями, диаметром метров семьдесят и глубиной около двадцати, объят пламенем — это горит природный газ, со свистом вырывающийся из трещин в земле. Со всех сторон на яркий свет летят тучи насекомых — саранчи, цикад, ночных мотыльков. Будто втянутые гигантским пылесосом, они оказываются в огненном жерле и сгорают, не достигнув дна.
Возбужденные от спецэффектов, продемонстрированных природой, расспрашиваем Баву об опасностях ночлега. Хозяева пустыни — это не верблюд или черепаха, а змеи, скорпионы и ядовитые пауки. Бава рассказывает, как он увидел самую большую в своей жизни змею. По просьбе отца чистил насос, качавший воду из озера. «Я уже собрался уходить и вдруг почувствовал спиной чей-то взгляд. Оглянулся и оцепенел. Большая, размером с мою, голова гигантской змеи покачивалась в полуметре от меня, тело было такого же обхвата, как ствол взрослого дерева, а хвост терялся в камышах. Дрожащий язык молниеносно появлялся и вновь исчезал в полуоткрытой зубатой пасти. Какое-то время змея гипнотизировала меня, и я не мог пошевелиться, но тут меня окликнул отец. Я бросился к нему, а змея поползла в противоположную сторону. Мы вернулись с ружьем к месту, где я стоял, и шагами измерили расстояние до камышей: получилось двенадцать шагов. Мне было тогда девять лет».
Водитель машины сопровождения Мурат продолжил тему. Однажды он приехал на грузовике забирать из комбайнов зерно. В тот год из-за сильных дождей случилось наводнение, со стороны Афганистана пошел мощный сель. Вместе с грязью он принес с гор множество змей, вся земля сплошь была усеяна кусками их тел, а уборочная техника забрызгана кровью.
Алексей вспомнил рассказ мотопутешественников, которые остановились на ночь в казахской степи и, выйдя ночью из палатки с фонариком, обнаружили, что земля кишела скорпионами.
Единственное, как можно обезопасить себя от этих ужасов — спать на кошме из овечьей шерсти, застегнув наглухо молнии палаток.
При планировании маршрута мы рассчитывали, что ехать будем с шести до десяти-одиннадцати утра, затем пережидать жару и вечером продолжать движение до темноты. Но график сбился из-за потери дня на таможне, полуденный отдых пришлось исключить — нам теперь требовались 350–400-километровые перегоны ежедневно. После них мы не имели сил встать с рассветом, а еще нужно было каждое утро проводить техобслуживание мотоциклов, потому что воздушные фильтры забивались пылью и песком. Кроме того, через каждые 15 минут пути мы останавливались для утоления жажды. Выпивали по пол-литра воды, и она тут же проступала сквозь поры кожи, стекала ручьями по спине и бокам. Качество туркменского топлива убивало желание двигаться и у наших коняшек. Если б не масла и увеличители октанового числа компании Liqui Moly, мы бы не доехали.
В деревне Ербент, которую со всех сторон обступили песчаные барханы, запасаемся бензином. 30 копеек за литр. Из ям и погребов нам выносят всевозможные емкости — цинковую банку из-под краски, пластиковую пятилитровую баклажку из-под питьевой воды… На минуточку задумались: в радиусе, как минимум, 200 км — безжизненный песок, да и сама деревня не напоминает оазис, но живут люди и бензинчиком приторговывают.
Ночью добрались до Ашхабада, а рано утром двинулись дальше на юг, к Кушке, которая известна из школьной географии как самая южная точка СССР. От былой значимости (во времена Союза через Кушку вводили войска в Афганистан) не осталось и следа: городок переименован в Серхетабад и выглядит уныло, казармы и прочие здания в воинских частях полуразрушены. Через каждые сто метров встречаются на постаментах старые бронетранспортеры и БМП. Вареные от жары солдаты ходят без гимнастерок, в одних майках, головы под широкополыми армейскими шляпами покрыты портянками. Картину усугубляет кладбище двух искореженных железнодорожных эшелонов. Единственный центр досуга — дискоклуб с малоуместным названием «Арктика».
Фотографируемся у шлагбаума, за которым видна афганская земля: мы прошли Туркмению с севера на юг, поворачиваем в обратный путь. В Тактабазаре посещаем подземный город. Пещеры, вырытые человеком 3,5 тысячи лет назад, представляют собой сложное инженерное сооружение с коридорами, комнатами, кладовыми и колодцами в шесть уровней. Обедаем в придорожной чайхане. Обед на двоих, а это 4 шашлыка, огурцы-помидоры, петрушк-базилик, лепешка и чайник чая — 14 рублей. Вообще, о стране в целом, за исключением Ашхабада, осталось впечатление, будто мы волшебным образом очутились в СССР начала 1980-х. Полки магазинов в основном пусты, единственное, что их украшает, бутылки водки, как правило, двух видов, закупоренных металлической пробкой с язычком. Приглядываемся к ценникам — неужели 3,62? Рис, спички. Банки сгущенного молока любовно выстроены пирамидкой, на прилавке — синие металлические весы и деревянные счеты. В холодильнике — бутылки с молоком, как в фильме «Гостья из будущего», пробку из фольги на которых нужно продавливать пальцем.
Местные кулибины горазды на поделки: «после обработки напильником получаем самолет». Над арыком возвышается собранный из ржавых уголков, лыжной алюминиевой палки и ступицы автобусного колеса туркменский вариант винта Архимеда. Течение вращает колесо, привязанные к нему пластиковые бутылки зачерпывают внизу воду, поднимаются наверх, там вода попадает в систему, состоящую из уголков, трубок и шлангов, которая разводит ее для полива по всему огороду.
В один из дней, учитывая жару и усталость, решили никуда не ехать, а посвятить его рыбалке на Каракумском канале. Собственно, это был лишь повод не облачаться в непродуваемую одежду и шлем. Закинули удочки, отдыхали. Когда Бава и Алексей полезли купаться, Мурат, задумчиво глядя, как они плывут к противоположному берегу, говорит: «На том берегу много кобра». «Хорошо, что на том», — отвечаю я. Но потом думаю, берега-то вроде одинаковые, не удержавшись, спрашиваю: «А на этом?». Лежа на боку с пиалой, Мурат так же спокойно изрекает: «И на этом много кобра».
В Ашхабаде нас ожидала съемочная группа туркменского телевидения. Проведя с нами полдня, ребята сняли пятнадцатиминутный сюжет, который транслировался потом несколько раз во всех новостных блоках.
Ашхабад по красоте и масштабам напоминает города древнеегипетской цивилизации. Каждое здание неповторимо, а венец архитектурной мысли — монументальные конструкции, символизирующие годовщины независимости: трехножка, пятиножка и восьминожка (так их называют местные жители по количеству лет независимости и, соответственно, опор в конструкции).
При обсуждении истории коневодства Алексей и Бава заспорили. Алексей утверждал, что глубоко изучал этот вопрос и точно знает: в мире признаны три породы — английская, арабская и ахалтекинская. Бава отстаивал свою версию: любая настоящая лошадь — это туркменский ахалтекинец, остальные породы произошли от нее. Когда арабы пришли завоевывать Туркменистан, они были на верблюдах, с тех пор по Каракумам бродят одногорбые верблюды. Домой басурмане вернулись на лошадях как на более быстром средстве передвижения, от тех лошадей и пошла так называемая арабская порода. Англичане же заимствовали лошадей у арабов. На конеферме Хемры Гульмедова мы гонялись, кто быстрей, с ахалтекинскими скакунами. Победила дружба!
Двинулись на запад, к Каспийскому морю, повторяя путь генерала Скобелева. Спортивные амбиции нас уже не беспокоили, и мы все чаще отклонялись от маршрута ради достопримечательностей.
В огромной пещере на глубине метров двухсот раскинулось подземное озеро Ков-Ата. Мы спускаемся в тусклом свете электрических ламп к чистейшей воде цвета бутылочного стекла. Температура источника: +34 градуса круглый год. Тепло, темно, тихо, хочется нежиться в этой воде вечность.
Курорт Моллакара с соленым озером, в котором концентрация соли больше, чем в Мертвом море, известен с советских времен. Входной билет стоит 1 (один) рубль. Плотность воды такая, что можно спокойно лежать на ее поверхности и даже перекатываться, будто кусок пенопласта. После купания вода мгновенно высыхает и тело, а также волосы, брови и ресницы покрываются, словно инеем, кристаллами соли.
Приморский Красноводск переименован в Туркменбаши. Судя по современной архитектуре гостиницы, где мы провели в ожидании парома на Баку два дня, руководство страны всерьез намерено превратить депрессивный городок в популярный курорт. В часе езды от Туркменбаши — соляные прииски. Пространство, насколько хватает глаз, покрыто толстой соляной коркой, тяжелые экскаваторы ковшами грузят соль в железнодорожные вагоны. Мы не упустили возможности разогнать мотоциклы по абсолютно ровной и твердой поверхности до максимальной скорости. По дороге обратно выехали на берег моря и случайно оказались у ветхой хибары местных рыбаков. Трое мужчин и веселая собачонка встретили с неподдельным радушием.
Наши подозрения, что мужики занимаются браконьерством, к небольшому сожалению, были развеяны. Рыбу ловят совершенно легально: покупают лицензию и на старенькой моторке уходят за 60 миль в открытое море, поскольку ближе уже выловлено все подчистую. Для дорогих гостей у рыбаков нашелся сюрприз — случайно погибший в сетях и официально запрещенный к промыслу осетр. За символические 50 рублей из метрового красавца сварили уху в эмалированном тазике. Из резерва главного командования была извлечена единственная оставшаяся бутылка российской водки, после чего решено было отвезти нас на настоящую рыбалку.
Возбужденные хозяева с криками «Вчера за час поймали 80, нет, 100 бычков!» сталкивают в воду моторку. После 20-ти попыток ржавый мотор с устрашающим названием «Вихрь» заводится, и, подпрыгивая на волнах, мы несемся к месту сказочного лова. Насаживаем на крючки раков и около часа с энтузиазмом следим — не клюет ни у кого. Срываемся на более рыбное место — ничего не поймали и там. «У нас тут в полукилометре сетешка, давай ее проверим», — предлагают профессионалы. Проверили: ни-че-го. Главной добычей оказался поднятый со дна якорь, который рыбаки уронили неделю назад и не могли достать.
Быть на Каспии и не искупаться — это не в наших правилах. Выходя на берег, увидели первую за все это время змею. Она энергично уползла от нас и нырнула в воду, но мы поймали ее в кадр. Пока фотографировали, из-под ног выползла другая змея и тоже скрылась в волнах. Вернувшись к оставленным вещам, под футболкой я обнаружил третью, в этот раз не длиннее шнурка от ботинка. Рыбаки объяснили, что не знают, ядовитые это змеи или нет, т. к. людей они боятся и до сих пор никого не кусали. А зовутся они «удавчиками», потому что добычу в основном душат.
На следующий день мы уже смотрели из открытого иллюминатора азербайджанского парома «Профессор Гуль» на бескрайние, как пески Каракумов, воды Каспийского моря.
За рамками рассказа остались: стертые до крови мозоли на руках, чудовищные падения с мотоцикла, диагноз «тепловой удар внутренних органов и нарушение электролитного баланса в организме». И ни один гаишник не пожелал проверить водительские права, которых у меня не было…
Эта поездка была бы невозможна без помощи генерального спонсора — авиакомпании S7, технического спонсора — компании Liqui Moly и просто спонсора, магазина «Шереги» (Спортэкстрим 19Б), предоставившего автору мотоцикл, но торгующего лыжами Armada.
Журнал: «SKI Стайл» № 4, 2007 год
Текст: Александр Сухоруков (команда S7)
Фото: Алексей Дергачев («Старые Херцы»)
Участники моторейда: они же
Впервые я попал в Туркменистан, когда S7 начал выполнять рейсы в Ашхабад. Увиденное потрясло. Столица оказалась широким и светлым городом из фантастического будущего. Сияло на солнце золото статуй Отца всех туркмен, к безоблачному небу возносились купола самых больших в мире мечетей, мавзолеев и минаретов, блеск белого мрамора слепил глаза, количество фонтанов не подлежало исчислению. В тот приезд на конеферме под Ашхабадом нам подарили фотографию, где был запечатлен старый, советских времен, мотоцикл «Иж» и два колхозника на нем, а рядом — грациозный жеребец с элегантной наездницей в седле. Нелепое соседство двух коней подсказало идею для очередной экспедиции команды S7. Мы замахнулись преодолеть на мотоциклах туркменский отрезок Великого Шелкового пути, пересечь жаркие пески Каракумов и выяснить наконец, какие еще сокровища таит в себе Туркмения, кроме каракуля, ахалтекинской лошади, пустыни Каракумы с одноименным каналом, Туркменбаши и пищевой соли.
Нельзя сказать, чтобы подготовка к экспедиции шла гладко. По разным причинам члены команды один за другим отказывались от участия, в результате нас осталось двое; таможенное оформление мотоциклов затягивалось, а виз не было даже на момент вылета из Москвы. Последняя капля — во время сдачи груза в терминале я сильно разрезал руку, и, когда мы сливали из баков бензин прямо на асфальт, он мешался с кровью. А в двух метрах от нас ждал отправки (нашим же рейсом в Ургенч) гроб с усопшим мусульманином — на крышке был изображен полумесяц.
Мы везли с собой столько запчастей, что, по меткому выражению таможенника, «из них можно собрать три станковых пулемета». До последнего момента опасались, что мотоциклы не войдут в багажник самолёта или будут отправлены следующим рейсом через неделю.
В Ургенче аэропортовые работники, хитро прищурившись, заявили, что «за обработку груза придется платить». Только к вечеру следующего дня удалось разрешить ситуацию, за это время мы подружились со всем аэропортом, в результате 120 км до границы с Туркменией нас сопровождала таможенная машина с включенными мигалками.
На туркменской земле нас ждал проводник Бава — молодой загорелый парень с бритой головой, одетый современно, даже по-западному. Первым делом он удивился, что мы здесь, — за все семь лет его работы ни один гражданин СНГ не получил от МИДа Туркменистана разрешение на въезд. Мы же не ограничивались просьбой о посещении традиционных достопримечательностей, а изъявили желание пересечь всю страну, побывав при этом в пяти пограничных зонах особого контроля, куда даже местные жители не имеют права попасть без специального разрешения!
Переночевав в приграничном городе Ташаузе, мы двинулись в Куняургенч, столицу Хорезмского государства в XI–XIV веках (такова версия туркмен; узбеки уверяли нас, что столица Хорезма была в Ургенче, рядом с которым находится древний город Хива). При 47 градусах в тени (мифической, ибо тени в пустыне мы так и не обнаружили) мы три часа провели среди древних развалин, слушая, как город подвергался набегам монгольских орд и разграблению войсками Тамерлана. Особенно сильное впечатление произвел курган: после полугодовой осады захватчики разрушили плотину, и оборонительные укрепления города были смыты водами Амударьи. Из жителей не пощадили никого, мертвые тела сваливали горой, которая сегодня сопоставима размерами с пятиэтажным домом. Из-за ветровой эрозии обнажились кости, без сомнения, человеческие: грудные клетки, позвоночники, черепа… Вот по одному пробежал длинноногий паук. Древний аналог Бухенвальда и Освенцима покидаем без сожаления и едем на юг, углубляясь в пустыню, оставляя за собой лишь пыльное облако.
Ехать в июне по Каракумам на мотоцикле — по ощущениям то же, что сесть на раскаленную сковородку в жаркой пекарне. При этом сковородку непрерывно потряхивает. Под рев мотора, напоминающий звук Ан-24 на взлете, непрерывно подруливаем, объезжая коровьи лепешки, кусты саксаула и верблюжьих колючек. С наступлением сумерек становится легче дышать, но полностью исчезает обзор.
В абсолютной темноте добираемся до местечка Дервезе. Когда-то здесь была деревня, но однажды, проезжая мимо, глава государства, пораженный условиями жизни местного населения, повелел граждан переселить ближе к столице, а поселение ликвидировать бульдозерами. Деревня исчезла, название — осталось. Ночевать решили около огненного кратера, очень похожего на преисподнюю из кошмаров. Провал в земле с отвесными краями, диаметром метров семьдесят и глубиной около двадцати, объят пламенем — это горит природный газ, со свистом вырывающийся из трещин в земле. Со всех сторон на яркий свет летят тучи насекомых — саранчи, цикад, ночных мотыльков. Будто втянутые гигантским пылесосом, они оказываются в огненном жерле и сгорают, не достигнув дна.
Возбужденные от спецэффектов, продемонстрированных природой, расспрашиваем Баву об опасностях ночлега. Хозяева пустыни — это не верблюд или черепаха, а змеи, скорпионы и ядовитые пауки. Бава рассказывает, как он увидел самую большую в своей жизни змею. По просьбе отца чистил насос, качавший воду из озера. «Я уже собрался уходить и вдруг почувствовал спиной чей-то взгляд. Оглянулся и оцепенел. Большая, размером с мою, голова гигантской змеи покачивалась в полуметре от меня, тело было такого же обхвата, как ствол взрослого дерева, а хвост терялся в камышах. Дрожащий язык молниеносно появлялся и вновь исчезал в полуоткрытой зубатой пасти. Какое-то время змея гипнотизировала меня, и я не мог пошевелиться, но тут меня окликнул отец. Я бросился к нему, а змея поползла в противоположную сторону. Мы вернулись с ружьем к месту, где я стоял, и шагами измерили расстояние до камышей: получилось двенадцать шагов. Мне было тогда девять лет».
Водитель машины сопровождения Мурат продолжил тему. Однажды он приехал на грузовике забирать из комбайнов зерно. В тот год из-за сильных дождей случилось наводнение, со стороны Афганистана пошел мощный сель. Вместе с грязью он принес с гор множество змей, вся земля сплошь была усеяна кусками их тел, а уборочная техника забрызгана кровью.
Алексей вспомнил рассказ мотопутешественников, которые остановились на ночь в казахской степи и, выйдя ночью из палатки с фонариком, обнаружили, что земля кишела скорпионами.
Единственное, как можно обезопасить себя от этих ужасов — спать на кошме из овечьей шерсти, застегнув наглухо молнии палаток.
При планировании маршрута мы рассчитывали, что ехать будем с шести до десяти-одиннадцати утра, затем пережидать жару и вечером продолжать движение до темноты. Но график сбился из-за потери дня на таможне, полуденный отдых пришлось исключить — нам теперь требовались 350–400-километровые перегоны ежедневно. После них мы не имели сил встать с рассветом, а еще нужно было каждое утро проводить техобслуживание мотоциклов, потому что воздушные фильтры забивались пылью и песком. Кроме того, через каждые 15 минут пути мы останавливались для утоления жажды. Выпивали по пол-литра воды, и она тут же проступала сквозь поры кожи, стекала ручьями по спине и бокам. Качество туркменского топлива убивало желание двигаться и у наших коняшек. Если б не масла и увеличители октанового числа компании Liqui Moly, мы бы не доехали.
В деревне Ербент, которую со всех сторон обступили песчаные барханы, запасаемся бензином. 30 копеек за литр. Из ям и погребов нам выносят всевозможные емкости — цинковую банку из-под краски, пластиковую пятилитровую баклажку из-под питьевой воды… На минуточку задумались: в радиусе, как минимум, 200 км — безжизненный песок, да и сама деревня не напоминает оазис, но живут люди и бензинчиком приторговывают.
Ночью добрались до Ашхабада, а рано утром двинулись дальше на юг, к Кушке, которая известна из школьной географии как самая южная точка СССР. От былой значимости (во времена Союза через Кушку вводили войска в Афганистан) не осталось и следа: городок переименован в Серхетабад и выглядит уныло, казармы и прочие здания в воинских частях полуразрушены. Через каждые сто метров встречаются на постаментах старые бронетранспортеры и БМП. Вареные от жары солдаты ходят без гимнастерок, в одних майках, головы под широкополыми армейскими шляпами покрыты портянками. Картину усугубляет кладбище двух искореженных железнодорожных эшелонов. Единственный центр досуга — дискоклуб с малоуместным названием «Арктика».
Фотографируемся у шлагбаума, за которым видна афганская земля: мы прошли Туркмению с севера на юг, поворачиваем в обратный путь. В Тактабазаре посещаем подземный город. Пещеры, вырытые человеком 3,5 тысячи лет назад, представляют собой сложное инженерное сооружение с коридорами, комнатами, кладовыми и колодцами в шесть уровней. Обедаем в придорожной чайхане. Обед на двоих, а это 4 шашлыка, огурцы-помидоры, петрушк-базилик, лепешка и чайник чая — 14 рублей. Вообще, о стране в целом, за исключением Ашхабада, осталось впечатление, будто мы волшебным образом очутились в СССР начала 1980-х. Полки магазинов в основном пусты, единственное, что их украшает, бутылки водки, как правило, двух видов, закупоренных металлической пробкой с язычком. Приглядываемся к ценникам — неужели 3,62? Рис, спички. Банки сгущенного молока любовно выстроены пирамидкой, на прилавке — синие металлические весы и деревянные счеты. В холодильнике — бутылки с молоком, как в фильме «Гостья из будущего», пробку из фольги на которых нужно продавливать пальцем.
Местные кулибины горазды на поделки: «после обработки напильником получаем самолет». Над арыком возвышается собранный из ржавых уголков, лыжной алюминиевой палки и ступицы автобусного колеса туркменский вариант винта Архимеда. Течение вращает колесо, привязанные к нему пластиковые бутылки зачерпывают внизу воду, поднимаются наверх, там вода попадает в систему, состоящую из уголков, трубок и шлангов, которая разводит ее для полива по всему огороду.
В один из дней, учитывая жару и усталость, решили никуда не ехать, а посвятить его рыбалке на Каракумском канале. Собственно, это был лишь повод не облачаться в непродуваемую одежду и шлем. Закинули удочки, отдыхали. Когда Бава и Алексей полезли купаться, Мурат, задумчиво глядя, как они плывут к противоположному берегу, говорит: «На том берегу много кобра». «Хорошо, что на том», — отвечаю я. Но потом думаю, берега-то вроде одинаковые, не удержавшись, спрашиваю: «А на этом?». Лежа на боку с пиалой, Мурат так же спокойно изрекает: «И на этом много кобра».
В Ашхабаде нас ожидала съемочная группа туркменского телевидения. Проведя с нами полдня, ребята сняли пятнадцатиминутный сюжет, который транслировался потом несколько раз во всех новостных блоках.
Ашхабад по красоте и масштабам напоминает города древнеегипетской цивилизации. Каждое здание неповторимо, а венец архитектурной мысли — монументальные конструкции, символизирующие годовщины независимости: трехножка, пятиножка и восьминожка (так их называют местные жители по количеству лет независимости и, соответственно, опор в конструкции).
При обсуждении истории коневодства Алексей и Бава заспорили. Алексей утверждал, что глубоко изучал этот вопрос и точно знает: в мире признаны три породы — английская, арабская и ахалтекинская. Бава отстаивал свою версию: любая настоящая лошадь — это туркменский ахалтекинец, остальные породы произошли от нее. Когда арабы пришли завоевывать Туркменистан, они были на верблюдах, с тех пор по Каракумам бродят одногорбые верблюды. Домой басурмане вернулись на лошадях как на более быстром средстве передвижения, от тех лошадей и пошла так называемая арабская порода. Англичане же заимствовали лошадей у арабов. На конеферме Хемры Гульмедова мы гонялись, кто быстрей, с ахалтекинскими скакунами. Победила дружба!
Двинулись на запад, к Каспийскому морю, повторяя путь генерала Скобелева. Спортивные амбиции нас уже не беспокоили, и мы все чаще отклонялись от маршрута ради достопримечательностей.
В огромной пещере на глубине метров двухсот раскинулось подземное озеро Ков-Ата. Мы спускаемся в тусклом свете электрических ламп к чистейшей воде цвета бутылочного стекла. Температура источника: +34 градуса круглый год. Тепло, темно, тихо, хочется нежиться в этой воде вечность.
Курорт Моллакара с соленым озером, в котором концентрация соли больше, чем в Мертвом море, известен с советских времен. Входной билет стоит 1 (один) рубль. Плотность воды такая, что можно спокойно лежать на ее поверхности и даже перекатываться, будто кусок пенопласта. После купания вода мгновенно высыхает и тело, а также волосы, брови и ресницы покрываются, словно инеем, кристаллами соли.
Приморский Красноводск переименован в Туркменбаши. Судя по современной архитектуре гостиницы, где мы провели в ожидании парома на Баку два дня, руководство страны всерьез намерено превратить депрессивный городок в популярный курорт. В часе езды от Туркменбаши — соляные прииски. Пространство, насколько хватает глаз, покрыто толстой соляной коркой, тяжелые экскаваторы ковшами грузят соль в железнодорожные вагоны. Мы не упустили возможности разогнать мотоциклы по абсолютно ровной и твердой поверхности до максимальной скорости. По дороге обратно выехали на берег моря и случайно оказались у ветхой хибары местных рыбаков. Трое мужчин и веселая собачонка встретили с неподдельным радушием.
Наши подозрения, что мужики занимаются браконьерством, к небольшому сожалению, были развеяны. Рыбу ловят совершенно легально: покупают лицензию и на старенькой моторке уходят за 60 миль в открытое море, поскольку ближе уже выловлено все подчистую. Для дорогих гостей у рыбаков нашелся сюрприз — случайно погибший в сетях и официально запрещенный к промыслу осетр. За символические 50 рублей из метрового красавца сварили уху в эмалированном тазике. Из резерва главного командования была извлечена единственная оставшаяся бутылка российской водки, после чего решено было отвезти нас на настоящую рыбалку.
Возбужденные хозяева с криками «Вчера за час поймали 80, нет, 100 бычков!» сталкивают в воду моторку. После 20-ти попыток ржавый мотор с устрашающим названием «Вихрь» заводится, и, подпрыгивая на волнах, мы несемся к месту сказочного лова. Насаживаем на крючки раков и около часа с энтузиазмом следим — не клюет ни у кого. Срываемся на более рыбное место — ничего не поймали и там. «У нас тут в полукилометре сетешка, давай ее проверим», — предлагают профессионалы. Проверили: ни-че-го. Главной добычей оказался поднятый со дна якорь, который рыбаки уронили неделю назад и не могли достать.
Быть на Каспии и не искупаться — это не в наших правилах. Выходя на берег, увидели первую за все это время змею. Она энергично уползла от нас и нырнула в воду, но мы поймали ее в кадр. Пока фотографировали, из-под ног выползла другая змея и тоже скрылась в волнах. Вернувшись к оставленным вещам, под футболкой я обнаружил третью, в этот раз не длиннее шнурка от ботинка. Рыбаки объяснили, что не знают, ядовитые это змеи или нет, т. к. людей они боятся и до сих пор никого не кусали. А зовутся они «удавчиками», потому что добычу в основном душат.
На следующий день мы уже смотрели из открытого иллюминатора азербайджанского парома «Профессор Гуль» на бескрайние, как пески Каракумов, воды Каспийского моря.
За рамками рассказа остались: стертые до крови мозоли на руках, чудовищные падения с мотоцикла, диагноз «тепловой удар внутренних органов и нарушение электролитного баланса в организме». И ни один гаишник не пожелал проверить водительские права, которых у меня не было…
Эта поездка была бы невозможна без помощи генерального спонсора — авиакомпании S7, технического спонсора — компании Liqui Moly и просто спонсора, магазина «Шереги» (Спортэкстрим 19Б), предоставившего автору мотоцикл, но торгующего лыжами Armada.
Издание: «SKI Стайл»
Фото: Алексей Дергачев
Годы: 2007