Сказки о гипсе: уборка — гораздо более надежный и эффективный инструмент самовоспитания, чем любые фотографии, съемки или рассказы.
Журнал: «SKI Горные лыжи» № 5, 2004 год Текст: Мария Долгошеина, Анна Шульман, Георгий Дубенецкий, Василий Казаринов Фото Роман Денисов, «Вертикальный мир», Наталья Лапина
Инструктор Мария Долгошеина: никто не застрахован...
Начала я заниматься горными лыжами в 7 лет в спортивной секции «Трудовые резервы» на небольшой горке в Филевском парке — она и сейчас жива, теперь на том склончике работает детская спортшкола ЦСКА, которая и ратраком располагает, и пушками. А тогда ничего похожего, конечно, не было. Но мы не особенно тужили и катались. Прошло несколько лет, и я уже смело гоняла на приличной скорости. И вот однажды вылетела с трассы и врезалась в электрический столб — конечно, ни о каких защищающих оранжевых матах в те времена никто и не знал. К счастью, основной удар приняли мои надежные лыжи Mladost — правда, одна из них после этого уже больше не смогла мне служить.
Все бы ничего, но тренировка проходила вечером, когда склон освещался с помощью прожекторов, подключенных как раз к тому самому злополучному электрическому столбу. Все, что было на нашей горке, работало в те времена на честном слове, а точнее — на голом энтузиазме наших чудесных тренеров. И поэтому не удивительно, что после моей встречи со столбом весь склон погрузился во мрак, и подъемник остановился...
В общем, тренировка была сорвана к радости всех замерзших учеников, а тренеры были настолько счастливы, что я осталась жива, что на другие «мелочи» уже не обращали внимания. Конечно, на следующий день всё было восстановлено и снова заработало, а я получила новые лыжи и оставалась героем до конца сезона.
С тех пор прошло время, но нет-нет, а та моя первая серьезная уборка вспоминается. Равно как и другие падения — каждое из них, откладываясь в памяти, учит. С одной стороны, это и неплохо — в проблемном месте на горе ты придержишь в другой раз коней: не станешь гнать... Однако это именно та «медаль», которая и оборотную сторону имеет: страх. Бывает, умом-то понимаешь — надо бы и рискнуть, особенно если в больших горах нет другого выхода, а вот вспомнишь свои прежние уборки, и — каменеешь — а ну как улетишь?
Наверное, надежных рецептов на все случаи жизни, как с этой напастью справляться, нет. Тут каждый из нас — сам себе голова. Строго говоря, падения — если они, конечно, не фатальны, — в известном смысле полезны. Они всегда поучительны. Уборка — гораздо более надежный и эффективный инструмент самовоспитания, чем любые фотографии, съемки или рассказы. Например, настоятельный совет не сидеть в целине в задней стойке приобретет для вас новый смысл после того, как вы пролетите кувырком весь крутой кулуар. Повторяя все классические «целинные» ошибки: загружая одну лыжу больше, чем другую, перекрещивая носки лыж, вы, в конце концов, так наковыряетесь в глубоком снегу, что будете очень четко контролировать свои движения, чтобы не повторять ошибки снова.
Так что поучиться на ошибках имеет прямой смысл. Причем не только на своих, но и на тех, что совершают другие.
Профессионалы Кубка мира — на виду, все трассы Белого цирка находятся под обстрелом телекамер, так что им в этом смысле и карты в руки. Американцы в одном из своих журналов даже разработали некий топ-лист самых жутких падений на профессиональных трассах. Первым номером у них числится, разумеется, Херманн Майер — да, его улет с трассы скоростного спуска в олимпийском Нагано и в самом деле вошел в анналы. Господи, как же он кошмарно летел... Пробил ограждение, остановился, наконец, застыл без движения. Неужели — самое худшее? Ух: отлегло от сердца: зашевелился, сел, повертел головой. Пронесло. Вот уж воистину пронесло — уже спустя несколько дней после этого жуткого падения Майер выиграл золотую медаль в супергиганте на практически той же самой трассе. А потом еще был и в гиганте первым.
Отчего-то другие падения гонщиков экстра-класса прошли мимо внимания американцев, а напрасно: ледяные трассы Кубка мира практически каждый сезон отправляют спортсменов на больничную койку.
Падают все — фрирайдеры на своих отчаянных спусках, ньюскулеры в своих парках с их крутыми вывихами рельефа, падают классные лыжники на «черных» курортных трассах и новички на совсем пологих склонах, хелискиеры и поклонники бэккантри. Просто таковы горные лыжи — на склоне никто не застрахован на все сто процентов, ни новичок, ни суперпрофессионал. Но имеет прямой смысл прислушаться к тому, что думают профи на предмет того, как надо грамотно убраться. Советы не бог весть какие мудреные, но это именно та простота, которая — если всегда иметь ее в виду, — избавляет от множества проблем.
Смотри куда едешь. Есть такая поговорка: «Смотри туда, где хочешь проехать, а не туда, где не хочешь оказаться». Вроде все очевидно. Но люди зачастую склонны фокусировать внимание именно на опасном участке спуска, вместо того, чтобы думать о безопасном маршруте.
Не будьте героем. Если вы находитесь на крутом участке или в том месте, где упасть ну никак нельзя, и вы боитесь потерять равновесие — сползайте потихоньку, соскальзывайте боком: лучше быть трусом, но живым, чем героем, но мертвым. Если же вы все-таки упали, попытайтесь перевернуться так, чтобы ваши лыжи оказались ниже по склону. И постарайтесь остановиться до того момента, когда наберете такую скорость, которую уже никак не сможете контролировать.
Тренируйте мышцы. Чем ты сильнее физически, тем больше у тебя шансов удержать равновесие, не потерять, контроль над лыжами и не упасть. Но если все-таки уборки не избежать, ты не так сильно пострадаешь, будучи человеком крепким. Поэтому обязательно тренируйте свое тело с помощью упражнений и тренажеров. Особенно мышцы брюшного пресса и спины.
Быстрота реакции. Как только ты понял, что улетел, постарайся максимально обезопасить себя. То есть принять такое положение, какое наиболее предпочтительно при падении. Хуже всего, если ты оказался на спине с согнутыми коленями. Идеальный вариант — оказаться при падении на животе с вытянутыми ногами. Это уменьшит риск травмы колена. И всегда помни: ты упал, значит, ты упал. Самая большая ошибка: попытка вставать до того, как ты окончательно не остановился.
Ноги на весу. Если падаешь на большой скорости, старайся держать ноги на весу так, чтобы лыжи не касались снега, иначе начнешь кувыркаться. Если впереди заметил препятствие, сделай все возможное, чтобы уклониться от встречи с ним.
Расслабься, но не теряй бдительности. Убраться и не ушибиться — это настоящее искусство. Чтобы не получить травм, расслабь мышцы и смирись с тем, что происходит. Вместе с тем постарайся быстро просчитать ситуацию и ищи возможность «зарыться», «копаться» в склон и, таким образом, остановиться.
Вот на первый случай и все самые простые советы. Хотя, конечно, от падений «теория» не убережет. Да и не в том проблема. А в том, чтобы после очередной своей генеральной уборки найти в себе силы назавтра выйти на ту же гору и поехать по ней. Но это уже другая тема. Точнее, отдельный ее аспект, сугубо психологический.
Психолог Анна Шульман: переименуй себя
В той или иной форме страх возникает у всех горнолыжников. Наиболее распространенная форма решения, которую применяет обычно человек, — это попытка подавить страх.
Лыжник делает вид, что ему вовсе не страшно, и переносит внимание на другую задачу: надо просто спуститься с горы. И подстегивает себя уговорами типа: «раз все катаются, значит, и я могу». Или: «у меня обязательно получится, что я, хуже?». Или начинает себя ругать, черпая в злости на себя самого силы для первого шага. Например: «Ну, ты, ...! Спускайся немедленно, черт тебя возьми!». Методы эти проверены веками, но их можно несколько разнообразить.
Переименование. Любые состояния, в которых находится человек, можно рассматривать как роли. Например: роль боящегося, опаздывающего, смешного, решительного, общительного человека. У каждой роли есть свое имя и соответствующее настроение, определенное мимикой и жестами (например, все знают, чем походка короля во время аудиенции отличается от походки нищего в метро).
Сознательно меняя свою роль — переименовывая себя — мы тем самым задаем новую программу своему телу и сознанию. Таким образом, смена роли и состояния называется переименованием. При этом мы берем неприятное имя-состояние и заменяем его новым — радостным и позитивным.
Где взять позитивное имя-состояние? Один из вариантов — из своего прошлого, вспомнив состояние, в котором чувствовали себя хорошо. То есть стать не «тем, который боится высоты (крутизны, скорости)», а, например, «тем, кто сдает на отлично экзамен» или «тем, кто забивает решающий гол», или «той, которая накрывает праздничный стол», Главное, чтобы имя содержало: а) конкретное действие б) действие в настоящем времени в) положительную эмоцию, приятное для вас событие.
Еще один вариант — взять позитивное имя-состояние из любимой книги, фильма, истории. Основное условие — чтобы имя вам нравилось.
Но просто придумать имя — это мало. Его следует повторять, особенно в тех случаях, когда возникает ощущение того, что состояние, которое несет с собой новое имя, стало таким же знакомым, как и старое, «страшное» имя. Более подробно о системе переименования можно прочитать в книге «Сам себе волшебник» В. А. Гурангова, В. А. Долохова.
Изменение состояния с помощью дыхания. Эта старая техника, пришедшая в Европу с Востока, также вполне подходит для работы с собственным страхом. Будучи в состоянии страха и, соответственно, мышечного напряжения (страх, прежде всего, вызывает напряжение в области плеч, лица и живота, хотя, конечно, реагирует все тело), мы можем при желании перенести внимание на дыхание.
В такой ситуации следует использовать дыхание животом. (Часто предлагают представить, что воздух входит в тело через живот, то есть живот работает как воздушный насос).
При этом, продолжая дышать животом, вы: а) признаете тот факт, что сейчас боитесь б) разрешаете этому страху существовать (можно, к примеру, мысленно сказать себе: «хотя страх есть, я поеду дальше») в) переносите внимание на стопы ног, стараетесь ощущать лыжи под ногами г) отдаете сами себе команду: «Поехали!» или любую другую, похожую по смыслу и удобную для вас.
Прощение. Эта техника интересна тем, что страх с ее помощью не вытесняется из сознания, а трансформируется и рассматривается, как часть самого себя, любимого. Например, я испугалась высоты, и я, обращаясь к своему страху, произношу (не обязательно вслух):
а) прости пожалуйста, дорогой страх, что я пытаюсь избавиться от тебя б) я прощаю тебе, страх, что ты приносишь мне боль, неприятности, напряжение и т. д. в) я прошу прощение у своего тела за то, что заставляю его испытывать страх г) я прощаю ситуацию, в которой испытываю страх д) я прощаю себя за то, что я боюсь.
Часто бывает достаточно произнести только последнюю формулировку вместо первых четырех.
Что происходит в это время? Пространство сознания, заполненное до этого страхом, расширяется, и страх становится лишь одной из составляющих этого пространства, каплей в океане. Тело расслабляется, появляется место и возможность для действия.
Можно ехать! В данном случае человек мысленно доводит картинку страха до завершения, то есть до конца ситуации. Например: я боюсь упасть. Я мысленно довожу видеоряд страха до того места, где я все-таки падаю. При этом, концентрируясь на дыхании, я прокручиваю картинку несколько раз, пока она просто не исчезает. Теперь можно ехать. Путь свободен.
От редакции: не горюй
Георгий Дубенецкий
Очень хорошо помню два своих падения. Первое — четверть века назад, в Цее. Там были два трамплинчика, и их нужно было грамотно обработать. Как-то зазевался, первый не обработал и после короткого полета улетел... А выбросило с первого бугорка ощутимо — приземляешься как раз так, чтобы второй трамплинчик тебя выплюнул ногами вперед. Лечу я, собственно, ногами вперед и вращаюсь вокруг своей оси. Лыжа носком втыкается в снег, и меня закручивает вокруг ноги. В голове — отчетливая дурацкая мысль: «Вот сейчас и крепления проверим...». Щелчок — срабатывает крепление. Тут же в склон утыкается вторая лыжа, и начинает закручивать вокруг второй ноги. Снова щелчок, и кэ-эк о снег долбанулся — очки в одну сторону, шапочка в другую, в глазах искры...
Короткий вывод: тщательно проверь снаряжение перед выходом на склон. Если б не сработало крепление при таком падении — все, винтовой перелом ноги, как минимум.
Второе падение — в прошлом сезоне, в Австрии. Очень быстро шел по самому краю склона, попал на такое место, где под правой лыжей — плотный, почти ледяной вельвет от ратрака. Под левой ногой с виду тоже вельвет, но, к сожалению, под ним оказался мягкий глубокий снег. Как им удалось так трассу закатать? Чувствую, левая нога уходит вглубь... А дальше — полет спиной вперед по этому жесткому леденистому склону метров пятьдесят, и как раз к ближайшей вешке, хорошо вмороженной в лед. Повезло — остановился рядом с ней. Вывод номер два — не верь внешнему впечатлению: даже самая «отвельвеченная» ратраком альпийская трасса, ровная, гладкая, скоростная, способна преподнести сюрприз, особенно поблизости от обочин.
Василий Казаринов
Глядя на то, как люди кошмарно падают теперь на фрирайде, прыгая со скал, или в парках, неудачно приземляя какой-нибудь трюк, или на быстрых и ровных, как стол, альпийских трассах, где можно нестись на полном скаку, как Жора, — я про свои опыты в этом смысле вспоминаю с тихой грустью: эти уборки кажутся чем-то вроде детсадовских игр в песочнице. И, тем не менее, — они уже и тем полезны, что позволили сделать кое-какие выводы.
Первый раз было на Чегете, давно. Катался я плохо, но, как и всякий скверный лыжник, отважно. На втором Чегете, левее лба, уводящего на траверс, заскочила лыжа на лыжу, в результате я улетел через голову. Неприятностей было две: лыжи и костюм. Про ски-стопы мы в те времена не слышали, лыжи к ботинкам кожаными ремешками привязывали, при движении вниз кувырком лыжи ощутимо били по голове и другим частям тела до тех пор, пока ремни не оборвались. А самопальные наши костюмы были из какого-то суперскоростного материала пошиты — упав в таком наряде, можно было мгновенно набрать приличную скорость. Ну, еду вниз и тоскую — поза самая скверная: лежа на животе, головой вниз, впереди камни. Слава богу, какой-то бугорок попался, он меня вверх кинул, скорости хватило, чтобы через камни перелететь, — в целый снег, а там уж и спасительный лавинный забор, у которого я и пришвартовался. Словом, вернулся я в Москву с загипсованной рукой и всем рассказывал, как я героически убрался на Четете.
На самом деле тут нужна поправка. Гипс я действительно привез из Терскола, однако заработал его не на Чегете, а в «Чегете», как сейчас помню, номер 506, «тройка». В тот день, когда красивое падение случилось, меня почему-то нехорошо потряхивало до вечера, потому мы с другом, фотографом Сережей Паниным, пошли в нижний бар за анестезией. Душевно оздоровились, наступил сон разума, в номере на ночь глядя поцапались из-за какой-то ерунды. Потом, уже в Москве, какая-то девочка, которая оказалась случайным свидетелем дружеской полемики, рассказывала. Панин меня прямым по корпусу сильно достал, а я его — двумя ударами справа в голову, чуть пониже уха, причем, попал не кулаком, а костью. Засим мы как-то разом остыли, обнялись как братья и легли спать.
С утра пошли кататься. Чувствую — что-то не так, руку долбит на каждом бугорке. Панин тоже странно как-то едет, прямой такой, как будто аршин проглотил, и по сторонам не смотрит. Вот черт, говорит, шея зверски болит, и голова не вертится — с чего бы это? Да, говорю, а у меня в руку каждый бугорок отдается — с чего бы это? Внизу меня Каманча (Володя Луньяев) встретил: что это ты лицом зеленоват? Да вот, говорю, руку где-то ушиб, хотя вроде не падал. Ну, повез меня Каманча в Тырныауз к товарищу Рентгену. Травматолог выходит со снимком, с пониманием так головой покачивает: «Здорово ты руку навернул, героически, двойной перелом лучевой кости. Об камень что ли, или об опору?». Я в ответ только грустно покивал: ага, типа того, героически вполне.
Второй симптоматичный случай был в Гудаури, тоже в советские времена. Снега навалило по пояс, день стоял классный, ясный, солнечный, народ упирался: скорей съехать и — на подъемник, чтобы успеть накататься по полной программе. Ехал я сверху, с большой группой мне незнакомых лыжников, глупо ткнулся в бугорок носками лыж, кувырнулся вперед. И неудачно — в том смысле, что задник крепления (это были «КЛС'ы») разлетелся. Ползаю в сугробах в поисках выскочившей из паза пружины, гляжу на удаляющихся вниз по склону попутчиков и кусаю локти: ну надо же так идиотски навернуться, такую каталку испортить! Доскребся на одной лыже кое-как до верхней станции «Доппельмайера», гляжу, снизу Бугель (Юра Бугельский, автор ныне хорошо известного «SKI Guide») пешком идет, и лица на нем нет. Господи, говорит, это прямо какой-то фильм ужасов, еду под канаткой, хорошо так, снег по пояс и трос тихо шуршит, а потом — бах! — и тишина. Глянул вверх, а по небу люди летят... Это был тот памятный всем, жуткий случай, когда на одной опоре лопнуло колесо, и с десяток, кажется, кресел вместе с тросом резко ушли вниз — людей в результате как катапультой из кресел выбросило. Я глянул наверх, где глупо навернулся, потом вниз, прикинул время и слегка похолодел. Если б не та идиотская уборка почти на ровном месте, сидеть бы мне в одном из тех ушедших с опоры кресел — однозначно, без вопросов.
Третий инцидент отдает анекдотичностью. Дело было в Крылатском, на той самой горке в начале Филевского парка, про которую Маша выше рассказывала. Скорость моя на момент приключения была нечеловеческая (так, примерно 3 км в час, а может быть, и все четыре. Уклон — жуткий, градуса два, а то и все три. При таких вот экстремальных обстоятельствах я и убрался. Ну, бывает, выпендрился — то ли через палки скакнул, то еще что-то такое исполнил, короче: пришел за крохотный бугорок на одну внутреннюю ногу, а там, на тыльной стороне бугорка, — голый лед. Понятное дело, ноги тут же улетели выше головы и я всем прикладом тюкнулся на локоть. Потом Сережа Петрик, который сверху наблюдал, рассказывал: мы, говорит, пока не знали, чем кончилось, ну просто обхохотались, как ты убрался — стоит себе человек на ровном месте, потом — бац! — и лежит...
Полежал, сел. Сижу, курю и сильно грущу: такой характерный мутняк накатывает, плечо ноет и рука не поднимается. Гляжу, снизу Миша идет, Михал-Михалыч, сотрудник детской спортшколы ЦСКА, которая теперь на этой горке базируется во главе с Петриком. Присел со мной рядом. И меланхоличным таким, очень скучным тоном мне и говориг: я видел снизу, не грусти, удар через локоть в плечо ушел, ты плечо сломал, это все фигня, бывает и хуже. Ничего себе, думаю, фигня... А Миша с прежней меланхоличностью настаивает: фигня, вот я, когда еще по-спортивному гонялся, в Бакуриани убрался — это да, серьезно было. И начал мне тихо так и очень скучным тоном рассказывать, как ему там чуть ногу не оторвало, как он потом еще ломался и до того наломался, что пришлось из спорта уходить. Сижу, слушаю его и думаю: а ведь и верно, фигня, бывает и хуже. И — вот чудеса — отпустило. Настолько, что я своим ходом домой поехал, в битком набитом троллейбусе, а потом в метро толкался... А прихватило опять только ближе к ночи, когда мне хирург в больнице сказал: у твоего лыжного дружка глаз — алмаз, диагноз он тебе точно поставил, перелом верхнего плечевого бугра.
И что в итоге? Как минимум пять выводов
Первый. Алкоголь — не самый лучший способ преодолеть стресс после красивого падения, как говорил Михаил Зощенко: «Не пей! С пьяных глаз ты можешь обнять своего классового врага!». Второе. Судьба есть судьба, не приведи господи оказаться в нехорошую минуту в нехорошем месте. Потому — не гневи Бога и не грусти, ползая в сугробе и глядя вслед торопящимся на подъемник попутчикам: еще не известно, кому повезло. Третье. Не выпендривайся — сто раз пронесет, на сто первый уберешься. Четвертое. Уважай любой склон — даже если это трехсотметровая горка в Крылатском, даже если это просто крохотный бугорок — и он способен тебя убрать так, что мало не покажется. И пятое. Лучшая терапия в первый шоковый момент после травмы — это нормальный, мудрый человек, оказавшийся рядом. Который не станет суетиться, впадать, в истерики, орать и размахивать руками, призывая помощь, а просто присядет рядом и тихо скажет: не горюй, это все фигня, бывает и хуже.