Чегет-1972: почему наши лыжники боятся целины?

«Чегет-1972: наши лыжники целины боятся!» — пишет Владимир Преображенский». «А целина — лакмусовая бумажка, проверяет крепость и правильность техники поворотов», — говорил олимпийский чемпион Жан Вюарне.

Журнал: «Физкультура и спорт» № 1, 1972 год
Текст: Владимир Преображенский
Фото: Вадим Гиппенрейтер

Телевидение разрушает расстояния и делает нас свидетелями то ошеломляющего полета Владимира Белоусова в Сен-Низье, то мощного финиша Вячеслава Веденина в Высоких Татрах, то третьей победы Жана-Клода Килли в Шамрусе. Но отставание советских горнолыжников от сильнейших мастеров скоростного спуска и слалома исключает возможность сравнить даже в пределах голубого экрана технику и тактику наших с асами белых трасс: в борьбе за призовые места мы практически не участвуем. А почему все-таки проигрывают наши?

Ответ на этот вопрос надо искать на снегу. Первые у нас в стране официальные международные соревнования по горнолыжному спорту состоялись на Чегете в мае 1971 года. Спортсмены, тренеры, судьи из Мончегорска и Междуреченска, Красноярска и Алма-Аты наконец-то увидели своими глазами встречу сильнейших.

Крабы

Иностранцы вернулись с тренировки, вышли из автобуса и ковыляют по тропке к гостинице в высоких пластиковых ботинках: острые колени согнуты, руки с палками — в стороны. Будто крабы спешат к морю после того, как волна выбросит их на берег.

При спуске от падений вперед нас удерживают сильные икроножные мышцы и автоматические крепления. От падений назад страховка хуже. Передние мышцы голени малосильны от природы: чуть отклонился — потерял равновесие. Высокий наклоненный ботинок помогает мышцам — держит голени под острым углом к лыже; колени не выпрямишь!

— Перелистайте заново книгу Боннэ «Лыжи Франции», — говорит мне один из тренеров сборной. Французы, кроме всего прочего, основательно тренируют передние мышцы голени специальными упражнениями: лечь на спину, сесть и встать. Стопа закреплена... Помните?

«Я забыл его снять»

На следующий день после состязаний по гигантскому слалому только и было разговоров о швейцарце Бруггмане. Гармония, стремительность, эластичность и лучшее время на первой трассе!

— Я даже про аппарат забыл. Так и провисел у меня на шее, — смеется фотограф, мастер спорта Вадим Гиппенрейтер. — Все видел, чертяка Бруггман. Лыжи мыслям его подчинялись. А у большинства наших — «шары» на лбу!

Я стоял в середине трассы, ниже Вадима. В бинокль хорошо видно, словно при замедленной съемке рапидом. Почему наши тренеры не пользуются биноклем? Впрочем, многие с кинокамерами, а это, конечно, лучше.

Бруггман рано делает заходы в фигуру. В конце дуги кантует лыжи, затем мгновенно, используя импульс, берет их на себя и мягко перебрасывает в другой поворот.

Из-за гребня в трассу врывается наш Миша Логинов. И сразу в окуляры бинокля видна другая работа: дуга нервозная, ускорения-импульса нет. Между поворотами Миша стоит на лыжах, мышцы напряжены, не отдыхают, а потом Логинов зевает следующий поворот

У Андрея Белокрынкина рисунок пути более точен, он не запаздывает, как Логинов, режет под флаги. Но у Белокрынкина сильно поданы вперед плечи, и в конце поворота носки его лыж зарываются в снег, скорость съедается!

Прошел еще один наш спортсмен, у него другая характерная ошибка: корпус все время отстает от лыж. В середине трассы он вылетает ногами вперед, сходит.

Бруггман то обгоняет телом лыжи, то уходит назад, он использует эти колебания для ускорения — тонко, как фигурист на льду. У наших — пока грубые крайности.

Делюсь своими впечатлениями с тренерами (у канатки, на склоне, в холле гостиницы). Реакция различная.

— Принципиально нового ничего нет. Каноны незыблемы. Просто добавляется кое-что из-за новинок в инвентаре.
— Ускорение! Ускорение в конце дуги — сейчас без этого никуда не денешься
— Слалом-гигант у нас — самое слабое место. Не умеем мы дуги выписывать. У иностранцев рисунок, как изогнутый волос. У наших — неровный, с торможениями и сбросами.

— А откуда уметь, когда «гигант» раз в год тренируем! — это слова участника — Белокрынкина. Конечно, «раз в год» — преувеличение. Но тренировок по гигантскому слалому, действительно очень мало.

Передаю слова Белокрынкина тренерам и спрашиваю:
— Могут ли два-три тренера сборной СССР или два-три тренера спортивных обществ организовать нормальные занятия по гигантскому слалому на трехкилометровом склоне Чегета, который ратраки (специальные тракторы) не подготавливают?

Говорят, пока тренеры ставят трассу на нижней части горы, на верхней — все древки сбиты, ямы по пояс: смешались в кучу кони, люди... Тут и туристы, тут и спортсмены из других обществ. И каждое общество само по себе... Так или не так?

Вздыхают тренеры. Задето больное место. Раньше спортсмены, поднимаясь вверх, сами утрамбовывали лыжами склоны, тренер шел с ними, ставил трассу. Теперь спортсмены только спускаются вниз. Вверх — в кресле канатки, нагрузка на склон удесятрилась. Изменился труд тренера, а подход к тренировкам остался прежним.

— Тренеру нужны 7-8 опытных помощников, чтобы провести нормальную тренировку команды по гигантскому слалому, — говорит Виктор Тальянов. — Нужно, чтобы и механизмы утрамбовывали склоны, а не стояли, как здесь, на Чегете. Кстати, отношение к спортсменам хозяина Чегета — Центрального совета по туризму и экскурсиям — удивляет. «Уходите,— говорят, — мы вас не держим. Нам без вас будет лучше». Будто мы — с другой планеты...

— Нам нужна спортивная база, где трассы туристов и спортсменов были бы разгорожены, где ратраки утрамбовывали бы склоны, а не возили бы лес и сено. И мы постараемся сделать такую базу в Карпатах, — говорит тренер Валентин Теморов. — Но не только плохая организация тренировок повинна в корявых дугах. Сами склоны Чегета круты. Алматинские пологие склоны подарили нам бронзовую олимпийскую медаль Евгении Сидоровой, а Чегет отбросил назад. Чегет научил нас упираться, а не скользить в повороте.

Крут ли Чегет?

Я вспомнил об этом на другой день состязаний, когда на самой крутой, стартовой части второй трассы слалома-гиганта легли на бок пять наших горнолыжников. Падения наших ребят были одно к одному, элементарные: завалился на внешний кант внутренней лыжи и — шлеп на бок!

— Входя в поворот на крутом склоне, наши парни не разгружают и не приподнимают внутреннюю лыжу, — подсказывает мне один из тренеров сборной. — А у гостей — мягкое приподнимание лыжи — страховка от глупых падений. Мы это видели еще во времена Тони Зайлера!

Так крут ли Чегет? В день мужского специального слалома, одну трассу которого ставил Дмитрий Ростовцев, а вторую — тренер чехословацкой команды Ян Ведрал, спор, на мой взгляд, решился сам собой. На трассе Ведрала ворота были раскиданы по сторонам, повороты крутые, спортсмены резали под флаги, и скорость не перебиралась. («Трасса рабочая, на скольжение — так ее характеризовали спортсмены».) Трасса Ростовцева была более вытянута и раскрыта. Спускаться по ней надо было посередине ворот, не спрямляя путь и не прижимаясь к внутренним флагам, со сбросами и лишними поворотами — иначе выскочишь!

— Идешь и не знаешь, куда деваться! — говорили спортсмены.

Так вот я предполагал и прежде, а на Чегете и вовсе убедился: в рваных дугах виноваты не столько крутые склоны Чегета, сколько однообразная тенденция в расстановке трасс «на протык», которая наметилась у нас давно и пагубность которой мы все никак не осознаем.

Что же касается пологих алматинских склонов, которые «подарили нам бронзовую медаль Сидоровой», то к ним, как говорится, нужны комментарии. Слаломный склон в Кортине д'Ампеццо был чрезвычайно крут (кто щупал его своими лыжами, тот помнит). И Женя Сидорова не была бы на нем третьей, если бы с 1946 по 1949 год не тренировалась на таких же крутых кировских склонах Вудъяврчорра.

Смысл — в разнообразии склонов. Нужны и Алма-Ата, и Чегет, и Славское, и Кировск, и Цахкадзор — все места, где работают и где будут работать подъемники! Стоит напомнить отзыв о Чегете и победителя в слаломе, Христиана Нойройтера из ФРГ: «Здесь хорошо. В Саппоро будет круче. Саппоро — акробатика!».

«Шедевры» с плеча

Так было задумано: простоять целиком одно состязание на старте. Я простоял больше.

С австрийцами на старте — тренеры. Подмазывают лыжи. Шутят. Обстановка непринужденная. Взяли минеральной воды с собой, пьют понемногу: жарко! Наших тренеров на старте нет. Правда, часть из них занята на трассе — стоят контролерами, но и те, которые свободны, находятся где-то ниже. И парни наши — кто во что горазд. Разминаются только некоторые. Спрашиваю у одного молоденького паренька: «Почему не двигаешься?» — «Нельзя. Я — возбудимый». И лежал на снегу до самого старта.

Крупные промахи складываются из мелких просчетов и полузнаний. Роль старта многие наши тренеры явно недооценивают. Не все, конечно, но многие. Психологической настройкой не владеют, а владеть нужно в совершенстве. В Саппоро, говорят, на лыжах разминаться негде. Значит, на помощь должна прийти психорегулирующая (или аутогенная) тренировка. Когда же есть место для лыжной разминки — лучше лыжной ничего быть не может. И понимать разминку надо шире, чем многие привыкли.

Завалившись в гигантском слаломе, Нойройтер в тот же день начал готовиться к специальному слалому. Он спускался по изрытым склонам и целине не длинными дугами, а короткими слаломными поворотами. Из огромного арсенала разнообразнейшей горнолыжной техники он (как из дальних тайников склада) извлекал все лучшее, что ему понадобится в слаломе. Не следующий день Нойройтер снова искал, оттачивал повороты — спускался короткими быстрыми сериями.

В день состязаний участники просматривали трассу. Нойройтер спускался на просмотр параллельно слалому, снова примеряясь к его характеру. Смеялся, шутил — для публики, на деле — серьезен. Не было размятого склона — по целине выписывал короткие дуги. И ох как выписывал!

А наши парни просто зря теряли высоту: то спускались широкими дугами (будто впереди гигантский слалом), то вовсе — сползали боком, юзом. Целины боятся. А целина, между прочим — «лакмусовая бумажка» — проверяет крепость и правильность техники поворотов, — говорил олимпийский чемпион Жан Вюарне.

Так вот, Нойройтер, как мастер-живописец, делал наброски — эскиз за эскизом. И только потом на их основании приступил к большому полотну. Наши парни сразу берут большой холст и малюют на нем свои «шедевры».

Лишний вес

— Моя рука на плече у наших ребят ходуном ходила. Дрожь. Сухие губы облизывают, — говорил стартер К. Столярский. — А гости спокойны, уверены.

Откуда эта нервозность? Она могла быть по разным причинам — из-за ошибок при подведении к состязаниям, из-за акклиматизации или из-за неправильной психологической настройки.

Спрашиваю у Виктора Тальянова — помогают ли вам ученые? Лет пять назад с командой работала бригада из Ленинградского научно-исследовательского института (физиолога Л. Соколову спортсмены и тренеры до сих пор вспоминают с благодарностью и уважением). Многое было сделано этой бригадой, но были, правда, и промахи. Но бригада знала, в каком направлении действовать дольше. И вдруг в конце 1966 года перестала существовать. Научное обеспечение теперь поручено Грузинскому институту физкультуры. И вот товарищи из Грузии, не выяснив, что до сих пор было сделано ленинградцами, ныне изобретают деревянный велосипед — знакомятся с горнолыжным спортом.

Когда они смогут давать срочную информацию на высоком современном уровне? Именно в высоком, потому что уровень мирового горнолыжного спорта чрезвычайно высок. Зарубежные горнолыжники — сухие, подвижные, легкие, эластичные. У наших порой мышцы, как у тяжеловесов, движения замедленные. Это было подмечено еще на Олимпиаде в Инсбруке, это было подтверждено (физиологом и врачами) в 1966 году. Это было видно простым взглядом и летом на Чегете.

Перекос пошел от чрезмерного увлечения штангой, мешками с песком, изометрическими и статическими упражнениями. Делюсь своими впечатлениями с неоднократным чемпионом СССР Таллием Монастыревым, который в тот период был в сборной.

— За лето шестьдесят третьего года у меня прибавилось шесть килограммов веса, — говорит он. — Стал сильнее. Быка мог свалить. А эластичность, гибкость, легкость, былая подвижность в суставах потеряна. Лишние мышцы мешают мне до сих пор.

Штрихи надежды

Да, соперник силен. И воз забот у нашего горнолыжного спорта большущий. Два-три тренера сборной это с места не сдвинут, нужно объединение сил. Нужна тяга покрепче.

Но, шаг за шагом решая большие проблемы, не будем забывать еще об одной элементарной вещи — о вере в успех, без которой человек не может показать и половину того, на что способен.

— До чего дошло! Приходит мальчишка записываться в детскую спортивную школу и уже не верит, что сможет когда-нибудь победить австрийцев. — Это слова Павла Шумихина, заслуженного тренера РСФСР. — А ведь можно бороться. Можно!

Действительно, можно! Светлана Исакова сражалась весело, с огоньком, и заняла в гигантском слаломе на Чегете третье место. Нина Меркулова после первой попытки в специальном слаломе отставала от лидера, австрийки Габль, всего на 07 секунды (07 — хорошо. Обычно разрывы в 4-6 секунд). И хотя в самом низу второй трассы, когда до финиша было рукой подать, Нина упала, откатилась на пятое место, весь спуск — вдохновенный, острый, взволнованный — остался в памяти, как штрих надежды…