На лыжах с Белухи: первая «Бутылка»

На лыжах с Белухи: первая «Бутылка». После двух дней ожидания погоды стало ясно: погоды уже не будет, спирт кончается и ни в какие графики мы не укладываемся.

Журнал: «Вертикальный мир» № 28, 2002 год
Текст: Алексей Куканов
Фото: Игорь Кондрашев, Алексей Куканов

«Бутылка» на Восточной Белухе — громадное, почти километровое снежно-ледовое поле, зажатое с двух сторон скалами горлышко бутылки. Крутизна 60 градусов. Слева — массивный снежный сброс, сверху, до самой вершины — скальные участки. Для горнолыжника — крайне сложный маршрут. Тот, кто преодолеет все опасности и препятствия того маршрута, станет первым человеком, спустившимся на лыжах с высшей точки Сибири. Для кого-то Белуха действительно станет горой судьбы.

Валерий Андрианов


7 сентября 2000 года группа туристов-альпинистов-горнолыжников — экстремалов из Новокузнецка совершила восхождение на Аккемскую стену по маршруту 5А категории сложности до уровня горлышка «Бутылки» и, поднимаясь на вершину, спихнула вниз того, кому накануне на спичках выпало защищать честь новокузнецкого ски-экстремизма — Алексея Куканова, вашего покорного слугу.

Состав экспедиции: Юрий Полуянов (руководитель, альпинист, м.с.), Сергей Козликин (директор экспедиции начпрод, начснаб, турист, 1 с.р.), Валентина Чащина (начспас, врач, повар, портной и добрый ангел экспедиции, альпинист, к.м.с.); Сергей Шакуро (высотный оператор, участник экспедиций на Лходзе, Макалу и другие вершины), Алексей Куканов (предположительно горнолыжник).

Я разговаривал с Максимом Ивановым и Дмитрием Щитовым и они сообщили, что было бы очень интересно спуститься по Аккемской стене («Бутылке»). Возможность спуска по «Бутылке» будет зависеть от состояния снега на леднике Аккемской стены, т. к. уклон во многих местах достигает 65-ти градусов.

Валерий Андрианов


Мы вовсе не собирались ломиться по Аккемской стене в лоб, учитывая, что из пяти членов экспедиции двое увидели ледоруб впервые в жизни. План предполагал заход на вершину по классическому 2Б категории сложности маршруту через перевал Делоне с ночевками, биваками, робкими просмотрами маршрута спуска безопасных мест. Однако на Томских стоянках пришлось пересмотреть планы.

Если до нашего прихода две недели стояла ясная, теплая, сухая погода, то с нашим появлением пошел снег, усилился ветер, здорово упала видимость. Справедливости ради замечу: видимость упала и вследствие наличия энного количества спирта, бережно доставленного восходителями-спускателями к подножию Священной Горы.

После двух дней ожидания погоды стало ясно: погоды уже не будет, спирт кончается и ни в какие графики мы не укладываемся. Под мелодичные звуки сопелки (это дудочка такая, под нее мы пели гарны писни на всех славянских и некоторых финно-угорских языках) было принято командирское решение — брать «Бутылку» в лоб, а там посмотрим. Бывалые альпинисты устроили натуральную дедовщину по отношению к неофитам. Их загнали на «Арбуз» и заставляли встегиваться, выстегиваться, зарубаться, страховаться и бог знает что еще делать во славу суровых альпинистских божков.

Я увильнул от части занятий под предлогом, что, мол, надо потренироваться на лыжах. Знаменитый «Арбуз», более известный как место для ледовых занятий, оказался пригодным и для катания. У основания, где предполагался вылет на камни, мы сделали ловушку — накидали на камни коврики — береженого Бог бережет! — но спускаться до самого низа удавалось без проблем. Жаль на «Бутылке» ковриков не подстелишь…

17 сентября, поздравив меня с наступившим наконец-то рождением, основательно подкрепившись припрятанным нашим директором для такого случая коньячком, группа выдвигается к подножию са-а-а-мой большой «Бутылки», когда-либо виденной человеком. 12:00 местного времени. Мы у подножия. Метет. Аккемская стена то и дело за пеленой снега. Вблизи «Бутылка» и вправду выглядит не так жутко. Однако наши друзья альпинисты, похоже, думают иначе.

Ручейки снега сыплют сверху непрерывно, иногда затихая, иногда превращаясь в настоящий поток. Из-за сильного ветра снег, похоже, не успевает скапливаться до размеров настоящей лавины, но ведь всем известно: лавины и их поведение непредсказуемы. Наш руководитель мрачен. Над головой со всех сторон от горлышка «Бутылки» висят огромные ледяные чемоданы, их обломки размером с вагон устилают лавинный конус внизу. Сквозь просветы метели замечаем, как отливает зеленым стеклом их полупрозрачный массив.

Видны и черные трещины, весело рассекающие этот пока неподвижный монолит во всех направлениях. Вот эти-то трещины и заставляют нашего руководителя Юрия Полуянова хмуриться и гнать нас матами на самой большой скорости. В общем-то, и дураку понятно, что каждая лишняя минута на этом склоне — игра в рулетку, сами знаете в какую. Форма «Бутылки» предполагает гигантский лавиносборник: весь снег и лед, скопившиеся на предвершинном участке, как в воронку, устремляются в то самое пресловутое горлышко сверху — как раз туда, куда мы так спешим теперь снизу.

Ниже горлышка снега гораздо меньше, есть и огромные ледовые поля, но все это настолько круто, что снег и ледовые линзы почти не держатся и постоянно валятся вниз, осложняя организацию промежуточной страховки и установку станций. Все эти умозаключения я делаю в основном на основании кратких, но энергичных выражений, которые доносятся сверху, где в облаке ледяных брызг, с двумя ледорубами в руках и зверской рожей прет покоритель всех мыслимых вершин и знаток всех напитков Юра Полуянов. Наш номер первый ругается, как настоящий пират, и сейчас мы его боимся больше, чем всех лавин Алтая, вместе взятых.

Из всех нас он один сразу понимал опасность этой затеи, но и теперь, похоже, не жалеет, что ввязался в авантюру. Больше всего его злит, как я понимаю, что мы идем медленно, очень медленно. «На “Бутылку” нормальные люди не ходят, — объяснял он нам накануне, — а если и идут, то бегом, в связке максимум двое, чтобы не оставаться в этом гиблом месте ни одной лишней минуты. И уж никто и никогда не спускается по ней после восхождения — это чистое безумие... Проскочил и слава богу, уходи через Делоне или еще как...». Сегодня его слова наполнены особым, я бы сказал, жизнетрепещущим смыслом. По каскам грохочут осколки льда из-под ледорубов Юрия, потоки снега засыпают станции и веревки.

До бергшрунда — это первые сто метров — идем без страховки, просто обвязавшись. Очень глубокий снег, притом совершенно дурной по составу — сверху корочка, под ней легкий паудер, и отовсюду торчат бутылочного цвета осколки льда всевозможных форм и размеров — добро из чемоданов возле горловины. Наст, естественно, проваливается как раз тогда, когда ты уже полностью выполнил упражнение «пистолетик на одной ноге». Доходим до бергшрунда. В моем представлении преодолеть эту трещину (а здесь высота метра два) совершенно невозможно: нижний край — пухляк, верхний край — пухляк.

Но Юрий даже не сбавляет темп. Каким-то невообразимым способом зацепившись за отрицательно (!) наклоненную стенку трещины, он лихо залетает вверх. Ну а мы с директором жумарим, жумарим... Сразу после берга начинается ровный крутой участок градусов, я думаю, от 50 до 60, который вроде без перегибов идет до самого горлышка. Снег тут уже практически не держится, под ногами в основном лед и фирн, идти легче. Юрий несется вверх, закручивая промежуточные точки страховки и организуя станции в бешеном темпе, мы его явно тормозим. Правда, у меня, как всегда, есть отмазка. И даже две: отсутствие опыта таких тараканьих бегов по стенам — раз, и за стеной моей маячат в ужасе и унынии от происходящего слаломные Rossignol длиной — держитесь крепче, господа! — 205 см с пижонскими слаломными когтями и тяжеленными креплениями Marker из крупповской броневой стали с затяжкой от 14 до 24 DIN — это два.

Мы в пути уже четыре часа, находимся где-то в середине «Бутылки». Погода начинает разъясняться, и сквозь свист ветра мы можем уже более подробно узнать, каким именно образом наш номер первый кладет на эту погоду, на этот снег, на эту «Бутылку», на весь Горный Алтай вообще и на Аккемскую стену в частности, а особенно на этих придурков, которым не сидится дома и не катается где-нибудь в Шерегеше, а несет их хрен знает куда — в бога, в душу, в тысячу дохлых-кашалотов-на-велосипедах и т. д. и т. п.

Правда, все чаще ему становится не до богохульства — у нас проблемы с организацией страховки. То, что кажется отменным льдом, для альпиниста есть линза, коварная и неустойчивая. Юра уже выкопал бессчетное число воронок, прорубая линзы, прокапываясь под ними в фирне до настоящего, основного льда, коим уже тысячи лет забронирована «Бутылка», а темп продвижения падает, падает...

Даже нетренированному глазу заметно, что промежуточных точек страховки становится все меньше. Юра делает станцию на ледорубах и наконец, заявляет: «Все, баста, карапузики, дальше идем на сванской страховке». Я не знаю, что такое сванская страховка, но по авантюрному огню в глазах Сергея догадываюсь, что это что-то замечательное. Теперь идем быстрее. Юра все время поглядывает на ледовые айсберги. До ких уже рукой подать, и мне кажется, что трещины в них стали заметно шире...

Наша задача — добежать до каменного острова в горловине «Бутылки». Это единственное место на маршруте, где можно в относительной безопасности отсидеться под прикрытием скальных выступов. После семи часов непрерывного движения припадаем к спасительным камням — мы в горловине! Что там у нас с собой вкусненького?..

Все-таки в горловине склон еще круче, чем в середине маршрута. Прямо над нами, выполаживаясь, уходит к предвершинным скалам участок с очень рыхлым снегом. Переход между снеговой шапкой сверху и льдистой поверхностью собственно «Бутылки» — отрицательно наклоненная стеночка, метр высотой примерно. Если ехать сверху, от самой вершины, то можно с нее и прыгнуть — при условии, что вся рыхлая снежная шапка предвершинного участка не свалится в узкое горлышко «Бутылки», как это было дня два назад...

Номер первый тихо так спрашивает: «Может, не надо, Леха?». А я и сам уже не знаю — надо или не надо. Вам никогда не приходилось съезжать по стенке небоскреба?.. Но слышу свой голос из прекрасного далеко: «Подумаешь, ерунда какая! Сейчас как покатаемся! “Бутылка”?! Да и не страшно вовсе даже...».

Начинаем вырубать полочку под лыжи — крутизна склона такая, что, даже, повиснув на самостраховке, пристегнуть лыжи невозможно. Ледоруб пляшет в руках. Дело идет плохо. Глаз все время выворачивается в сторону предстоящего спуска и выпадает. Юра мрачно поглядывает на меня, он отлично все понимает и молчит. Директору, похоже, все по барабану — не нервы у человека, а карбон. Он щелкает камерой и делится впечатлениями от окружающего пейзажа, а пейзаж потрясает. Может, для альпиниста нормально висеть на крючке, когда с одной стороны — скала, а с другой — незамутненные дали… Ледопад могучей бело-голубой волной стекает в темнеющую долину, а пики гор, образующие полукольцо Аккемской стены, в самой середине которой мы сейчас и болтаемся, окаймляют эту нереальную картину…

Меня поражает огромность холодной пустоты. И только крохотная птица пытается проглотить этот простор, терпеливо загребая крыльями, кажется, целую вечность. Такую же птицу, только мумифицированную, пролежавшую не один десяток лет подо льдом, мы нашли по дороге на Томские стоянки — останки бедной птахи вернул ледник, тая и превращаясь в ручей.

Полка готова. Юра и Сергей держат лыжи, пока я, изгибаясь и изловчаясь, встегиваюсь в крепления. Страха как не бывало. Есть лыжи, есть трасса, более или менее сложная, а дело профессионала — разобраться с трассой. Не так ли? Хочу кататься! За работу!

Сергей пытается запустить сигнальную ракету. Она шипит, мерзко воняет, но ни с места. Попер адреналин — пульс и давление соответственно скаканули. Ничего, подкорректируем парой глубоких выдохов. Проверил: очки-каска-темляки-крепления. Покрутил головой, чтобы размять шею. Осторожно попрыгал на месте, разогреваясь. Все готово. “ОБРЕЗАЙ!" — это Сереге… Пижонские носки моих лыж до сих пор привязаны репшнуром к станции. «На горе всё должно быть пристраховано», — так говорит Юра. Серега освобождает мои верные «Россики» от пут, отдает концы, так сказать, а обрезки прячет в рюкзак. «На вечную память», — говорит он. Что-то мне не нравится в этой фразе, но сейчас не до мудрствований — пора в путь! Юра держит в руках карабин самостраховки: «Все-таки поедешь?» — сейчас это уже смешной вопрос.

Давай, Юра, кормилец ты наш, радетель и спаситель, не томи, выстегивай, выстегивай меня! Я знаю, знаю, как бунтует твоя горная душа, как протестует твой необъятный опыт против самого ненормального и бесчеловечного поступка на стене — оставить товарища без страховки. Но пора, пора лететь! Юра выстегивает. И так обкладывает и меня, и мои лыжи, и весь этот пейзаж и даже ни в чем не повинную птицу вдалеке, что на душе становится светло и радостно. Все же доволен наш капитан, не подвели мы его. Я выкатываюсь из-под камня. Надо мной еще метров десять льдистого склона «Бутылки», потом стеночка — и заваленный ненадежным пухляком предвершинный участок отделяет меня от вершины. Над ней уже совсем синее небо, по которому с неестественной скоростью летают облака — одно за другим — и повисают над долиной, отдыхая.

Не спеша, лесенкой поднимаюсь до стеночки — это самый край горлышка нашей «Бутылки». Добрался. Потрогал. Неужели это не сон? Я спокоен как удав. Стартую. Все-таки жуткая здесь крутизна — на подходе я уронил карабин с ледобуром, так они сначала скользили по склону, стремительно набирая скорость, потом, оттолкнувшись от едва заметного бугорка, надолго зависли в воздухе, еще раз ударились о склон и, насколько я мог видеть, больше снега не касались — так и просвистели вниз до самого радиуса. Еду. Снег просто отвратительный — весь в бугорках, ледовых наростах, вмерзшие ледовые обломки от ледопадов соседствуют с пухляком. Лыжи колотит как в лихорадке, я едва их удерживаю.

Пока траверсом — все более-менее, но вот приближается скала, надо поворачивать — только прыжком! Подбадривая себя воплем ужаса и восторга, прыгаю... Все, как в замедленном кино: стена, ускоряясь, проносится мимо, пока я, вроде бы быстро, перекладываю лыжи на другой галс. Приземление! Скорость слишком большая. Я несусь траверсом на почти неуправляемых лыжах, которые выписывают подо мной совершенно немыслимые фигуры. Только бы не отстегнулись при ударе о ледяные шишки, думаю я, запрыгивая в очередной поворот. Склона подо мной почти не видно — слишком круто.

Зато скалы с боков проносятся в пугающей близи, хотя снизу казалось — места завались! На скорости «Бутылка» сужается до размеров... Из-под меня пошла лавинка. Неустойчивый снег на слишком резких перекантовках начинает валиться вниз. Кажется, весь склон подо мной превратился в пылящую реку. Я пытаюсь маневрировать в потоке снежных струй, выруливая на островок безопасности — кусок чистого льда. Поток колотит по ногам все сильнее, я уже едва держусь на лыжах... И вот я на льду. Какое счастье после неустойчивого, коварного снега оказаться на чистом, благородном, надежном льду, на этом наклонном катке, на отличной горнолыжной трассе, только, может, чересчур крутоватой! Идеально выточенные слаломные «Россики» попадают в родную стихию. Не хватает только вешек!

Я наслаждаюсь чистым скольжением по ледяной глади под характерный режущий звук кантов, выписывающих идеальную дугу. Ниже ледяного поля склон уже совсем другой — уклон заметно уменьшился, да и снег стал ровным — чем-то вроде задутой целины — плотным и гладким. Еще несколько виражей, небольшой полет — и я на теле пологого ледника, объезжаю ледяные торосы и едва не сбиваю нашего чудо-оператора Сергея Шакуро‚ уже совершенно замерзшего. Как же я рад его видеть! На радостях раскидываю все снаряжение. Это была удачная идея — каска, например, укатилась в трещину. Через час спускаются Юра с Серегой. Полуянов, похоже, еще не верит, что кошмар закончился. Все счастливы. Валя в домике варит компот.

Господи, спаси и сохрани всех восходителей!

Издание: «Вертикальный мир»

Годы: 2002

Люди: Дмитрий Щитов

Люди: Алексей Куканов