Как в старину посвящали в горнолыжники

1973 год, Приэльбрусье. Лыжная база Министерства обороны: коллективная зарядка по утрам, тренировка печени в условиях высокогорья и мукачевский «Слалом» длиной 220 см (последний можете увидеть в экспозиции «Музея друзей»).

Журнал: «Вертикальный мир» № 45, 2009 год
Автор: Юрий Митиков

Олегу Затульскому, человеку и горнолыжнику, посвящается.

Имея за спиной солидный багаж — восемь дней катания в Архызе на настоящих (по тем временам) горных лыжах и прочитанную много раз книгу «Белые звезды Альп», — я впервые попал в Терскол в феврале 1973 года. Тогда это было просто культовое место. Мекка советской по происхождению и не совсем по мироощущению горнолыжной элиты страны. Там неоднократно бывали Высоцкий, Визбор, Маслаченко, Захарченко, даже австрийца Карла Шранца занесла туда судьбина. Чудили они там, видимо, неслабо, поэтому масса самых причудливых «интертрепаций» их похождений циркулировала в соответствующих кругах.

Да и сами горные лыжи в те времена имели особый шарм — не совсем «наш» вид спорта, буржуазный, экстремальный, забава миллионеров, что по незнанию этой публики тогда изрядно будоражило юношеское воображение.

Мое размещение на турбазе Министерства обороны прошло без сучка и задоринки. Я был определен в шикарный (по тем временам) четырехвесельный номер с видом на Эльбрус и удобствами в коридорчике. Три бойца были в наличии — два лейтенанта, уезжавшие завтра, и спустившие все, кроме проездных документов, и парень из Свердловска, заехавший в этот же день. Младшие офицеры степенно дегустировали свердловскую водку. А Олег-свердловчанин, покрывшись потом от усердия, вареным яйцом перекатывал с их путевки на свою условный штемпель (звездочку в кружочке), которая говорила о принадлежности к вооруженным силам и давала право на лучший инвентарь. На предложение и мне накатать такой же я скромно отказался. А мой украинский самогон встретил более чем благосклонный прием.

Только тепло добежало до кончиков пальцев, как в дверь кто-то настойчиво постучал. Не дожидаясь разрешения войти, в номер вплыла роскошная блондинка весьма обтекаемых форм с огромными (не меньше пятого размера) глазами и задала совершенно естественный в половине двенадцатого ночи вопрос: «А что, мальчики, можно ли у вас причесаться?». Сразу уловив, в чем дело, совершенно безденежные офицеры со стоном спрятались под одеяла. От греха. А вот Олег проявил себя. Тонко поняв женскую душу, он объяснил даме, что денег, достойных ее, у нас нет. Мы студенты. И порекомендовал зайти в соседний двухместный номер, куда сегодня заехали два полковника. Там, мол, и причешут по первому разряду.

Надо отдать должное подруге — она оказалась порядочной девушкой и через три дня выставила Олегу бутылку коньяка «Эльбрус» за отличную наводку. Сутенерское это, или нет, мы выяснять не стали. А вот то, что горные лыжи — это чуждое нам явление, я стал понимать значительно позже.

Из нашей группы, большинство которой составляли студенты московских элитных вузов, на обязательную для армейских баз зарядку в первый день вышло человек десять из двадцати пяти. И те из любопытства. На первый раз инструктор всех простил и еще раз объяснил, что это горы, зона повышенной опасности. Поэтому вся группа должна быть вместе. А так как погода сегодня чудесная, то все идем кататься.

У нас в группе — демократия и меньшинство подчиняется большинству. «Вношу второе предложение — пить водку!» — неожиданно прохрипел чей-то серьезный голос. Не разобравшись в обстановке, инструктор сгоряча поставил вопрос на голосование. За катание, кроме меня и инструктора, никого больше не оказалось! Прогрессивная молодежь предпочитала культурно разлагаться. Группа у нас собралась еще та. Породистые дети старой русской (и не совсем) номенклатуры. Соответственно, и экипированы они были по первому разряду — «Мартини», икра, салями, апельсины и даже ананасы! Это ведь не сейчас, пошел в магазин и купил, были бы деньги. В 1973-м все было иначе. Кроме «Завтрака туриста» из перловки ничего не купишь!

На следующий день ситуация повторилась с точностью до запятой, несмотря на все красноречие инструктора. Ни одного дополнительного голоса мы с ним не набрали! И только на третий день дурно понятая демократия была отменена. Старший инструктор устроил любителю голосовать разнос за срыв учебного плана. Бывший демократ ужасными криками заставил группу взять тяжеленные лыжи и выдвинуться через реку Баксан к северному выкату с Чегета. Целый час группа изучала, как крепить лыжи к ботинкам с двойной шнуровкой (!) с помощью полутораметровых ремней. После трех дней тренировки печени в условиях высокогорья результат был не ахти. Потом стали учиться, как правильно падать.

Не успел инструктор показать этот основной технический прием, как одна наша девушка с красивыми черными ногтями упала сама по себе и сломала ногу. На совершенно ровном месте! Что тут началось! Особенно усердствовал серьезный
голос. Он втолковывал обескураженному инструктору, что если бы опять приняли его предложение пить водку, то несчастного случая не было бы. А так это все на его совести. Вызвали спасателей, девушку отправили в Тырныауз, где ей оказали первую помощь, а утром отправили самолетом в Москву. А инструктор до глубокого вечера оформлял акты и долго стоял по стойке смирно перед начальством.

Чтобы появилась хоть какая-то перспектива катания, нужен был сильный ход. Олег посоветовал по-мужски потолковать вечерком с инструктором. Взяв достаточное количество аргументов, я пошел искать горнолыжную правду. Уже через полчаса обсуждений аргументы дошли до сознания инструктора: катания у нас не будет, это точно, а все группы уже давно укомплектованы, и лишняя ответственность никому не нужна. Разве что определить тебя к асам? У них инструктор мой товарищ. «Слушай, да ты, поди, и кататься толком не умеешь?» — размышлял вслух мой визави. «Ну что вы, — говорю. — Я в прошлом году в Архызе в слаломе выиграл бронзу!». «Зверь! А аргументы у тебя еще есть?» — продолжал свою линию инструктор. Мой положительный ответ позволял надеяться на успех.

После непродолжительной беседы в расширенном составе, приняв во внимание все мои аргументы (до последней капли), корифеи решили все-таки дать мне шанс — меня переводят в группу асов, если я прямо сейчас, не закусывая, спущусь с северного выката трассы скоростного спуска. Днем я видел его. Жуткая картина — даже в светлое время суток. Но молодость, отсутствие закуски и безысходность толкнули меня на совершенно безрассудный, если не сказать крепче, шаг.

И мы выступили. Мой убогий инвентарь (настоящий мукачевский «Слалом» 220 см длиной с полутораметровыми кожаными ремнями вместо задних маркеров) поверг в уныние инструктора асов. Но договор есть договор! К выкату по морозцу подошли быстро.

Определили приговор, который представлял собой компромисс между желанием, с одной стороны, любой ценой отбиться от меня, и надеждой, с другой стороны, на неувеличение процента травматизма в группе... Момент истины прозвучал так: старт от второй группы березок за перегибом склона. Крутизна первого участка трассы длиной метров семьдесят была что-то около 50 градусов, верхний же участок снизу просматривался плохо. Полненькая луна временами проявляла любопытство к
мероприятию, и это позволяло хоть кое-что разглядеть.

Припорошенные снегом вековые сосны жалобно поскрипывали позвоночниками, изрядно деформированными ударами предыдущих разогретых парней. По мере подъема до меня стал доходить трагизм моего положения. Кроме всего прочего, склон перерезали желтоватая наледь от вяло бьющих родников и подстриженные кантами кустарники, расположенные по причудливой писюсоиде. Высокая комиссия уже была не рада затее и умоляла, как отца Федора, спуститься, обещая все сохранить в тайне. Но мое внимание было сосредоточено на том, чтобы не растерять казенные лыжи хотя бы на этапе подъема и найти единственную спасительную для меня линию спуска в этом хаосе снега, льда, жидкого лунного света и густых теней.

Все кончается, кончился у означенных ранее березок и подъем. Еще можно было снять лыжи и лесом по полутораметровым сугробам как-то сползти вниз, взяв в охапку лыжи и палки. В голове почему-то вертелись слова из песни: «Ты говорила шепотом, а что потом? А что потом?». Сосны замерли в ожидании моего решения. Мне повезло больше, чем Петрухе. Луна показала свое личико из-за облака. И я молча сделал шаг вниз навстречу своей горнолыжной судьбе...

Выкат, образованный когда-то сошедшей лавиной, оказался для меня коротким. Я влетел в тропинку, ведущую от склона в сторону пансионата «Динамо», и чуть не въехал в деревца, оберегающие горную реку Баксан от катателей типа меня. Но устоял! Что-то кричали инструктора, а я молча снимал лыжи. Вступительный экзамен в группу асов сдан. Но счастья почему-то это никому не прибавило. Все предчувствовали, что основные драматические события еще впереди...

Ужасы не заставили себя долго ждать. Утром, рассмотрев мои патриархальные лыжи и штормовку (практически новую), прекрасно экипированные прибалтийские асы просто остолбенели. После минутного замешательства они на виду у всей турбазы стали громко выяснять у инструктора, что это за Ванька Жуков и за сколько бутылок водки он продался. Сознаться, что всего за две, командиру не позволяло славянское происхождение. Но инструктор был не лыком шит. Необыкновенно корректно он объяснил, что, во-первых, я дядин племянник. Во-вторых, вчера поздно вечером он меня экзаменовал.

Дядю заочно уважали все. А слухи о ночных спусках какой-то пьяни уже будоражили турбазу, поэтому неожиданно правдивый ответ инструктора на какое-то время снял напряжение. Впервые взбираясь на гору Чегет в двухкресельном подъемнике (в него мне удалось сесть с лыжами всего с третьей попытки) и дико озираясь по сторонам, я понимал, что катания у сердитых прибалтов сегодня не будет. Ведь группы нашей турбазы катались только все вместе — стоило одному упасть, остальные обязаны его ждать. Это закон.

Кататься начали на самой вершине Чегета, это что-то около 3000 метров. Склон, со всех сторон которого были пропасти, оказался не для моей, с позволения сказать, техники. Там, где народ делал по 20 поворотов, у меня получался один, от силы два. Но зато я никого не сбивал и останавливался точно последним в шеренге. «Дуракам везет», — нечто вроде этого бурчали прибалты. — «Новичкам!» — поправлял я их. Но про себя.

Группа отрабатывала резаный поворот. Меня же инструктор попросил не слушать австрийские враки и не менять самобытную технику, удивительно гармонировавшую с лыжами «Львов» и кожаными онучами. После часа занятий было решено закрепить
навыки спуском к кафе «Ай» (на тот момент это было самое высокогорное кафе в мире). На уговоры группы снять лыжи и геройски, без увечий, на подъемнике спуститься к кафе, я ответил решительным отказом. Видимо, сказалось кислородное голодание.

Тогда народ стал дружно заключать пари — через сколько метров спуска я сниму лыжи и поползу к станции канатки. Ставки были впечатляющие. Банк, на всякий случай, взял в руки инструктор, так как, кроме него, на меня никто не поставил. Чтобы хоть как-то увеличить шансы, рачительный хозяин повел нас не по вековым буграм под подъемником, а по северу в цирк. Что за прелесть это место! Половина гигантской воронки размером до километра, заканчивающаяся узким горлышком — траверсом между скалой и лютой пропастью, засасывала личный состав на раз. Склон значительно круче эскалатора в метро, глаз там остановить было не на чем — одна снежная пустыня. А ухо можно. Странно, но оно пользовалось ненормативной лексикой на чистом русском языке.

Получив инструктаж, группа, как бы подзадоривая меня, бодро рванула вниз, ехидно повиливая филейными частями. Последним пошел я, но своим путем, как завещал мне наставник. Скорость быстро нарастала. Но умные лыжи, почуяв свободу, сами знали, что делать. В районе сотни км/час они начали плавно поворачивать к склону. Почти затормозив, я на радостях в рыхлом снегу даже с ходу повернул переступанием. Но второй раз подряд финт не удался. Правда, приличная крутизна склона не способствовала особо сильному удару. Укатанный снег долго меня не принимал — как камешек, пущенный умелой рукой по спокойной глади моря. Все бы ничего, но проблему представляли окованные сталью лыжи, летевшие за мной на полутораметровых ремнях и колотившие куда только можно и нельзя! Первый раз я пролетел метров сорок. Тут как тут случился инструктор. Как опытный секундант, он сразу заглянул в глубину моих бездонных зрачков. Нокаута и слез не было — стало быть, его деньги не плакали.

Если первое мое падение дети дюн перенесли достойно, с траурным молчанием, то про последующие пять этого не скажешь. Были употреблены все нехорошие слова, причем со всеми немыслимыми суффиксами! И это при том, что среди нас были дамы! «Какое падение нравов!» — констатировал я, в очередной раз извлекая из снега свое побитое тело. Правда, именно дамы и усердствовали больше всех. Но я их по большому счету понимал. Стоять на морозе в сказочном месте в долгожданный отпуск и тупо ждать камикадзе с зажопинских выселок, пока тот перемотает свои онучи! Зато инструктор меня каждый раз подбадривал. Мол, не обращай внимания — каждое падение приближает тебя к «Аю», а меня — к банку. Отогреваясь общением с душевным человеком, мы и добрались до цели. В самом кафе наставник с выигранных денег отпоил меня глинтвейном и объяснил ненужность повторения аттракциона. Мол, нежная психика группы этого может и не выдержать. Того и гляди побьют. А бесплатно рисковать здоровьем, пусть даже и моим, не в его правилах. Пусть люди покатаются.

Выделив мне двух сопровождающих для спуска вниз, инструктор с оставшейся частью группы отбыл вверх. Новый маршрут — от «Ая» вниз и далее по дороге через лес к началу канатки — после выступления в цирке показался мне не таким уж и сложным. Жалко было только моих ассистентов: гоняясь за мной по лесу и извлекая из сугробов, они быстро выяснили, что материал новомодных курток явно уступает по прочности брезенту моей штормовки. Группа, накатавигись наверху, уже ждала нас на выкате с Чегета.

Мой здоровый послеобеденный сон нарушила наиболее активная часть старой группы во главе с Олегом. Любители попить водки по поводу уже все приготовили к моему посвящению в горнолыжники. Оказывается, есть такое старинное балкарское поверье, что, как сдав сопромат, можно жениться, так и спустившись с Чегета за одни сутки, можно считать себя настоящим горнолыжником. Ведь круче и убитей склонов нет во всем мире! Мероприятие, как водится, прошло в теплой дружеской атмосфере. Правда, без травм. Такое иногда у русских случается. Перед отбоем меня проведал инструктор. Выяснив, что лыжи и товарищи мне ничего жизненно важного не отбили, он пообещал назавтра раздобыть мне хорошую каску.

Утром моему выходу на зарядку больше всех обрадовался инструктор. Но не только потому, что остальные просто приуныли, предвидя новые проблемы с катанием. Оказывается, на меня были сделаны приличные ставки. Покажусь я с утра на белый свет или нет... А победил нетрудно догадаться кто. Ведь он играл в светлую, зная с вечера мое достаточно умело поправленное здоровье!

После разминки на третьем Чегете инструктор, по своему обыкновению, предложил делать ставки. Естественно, на меня. Увижу ли я кафе «Ай» еще раз в жизни, или пруха мне сегодня кончится? Почему-то у всей группы эмоции взяли верх над трезвым расчетом. После сделанных ставок мне была выдана каска. Инструктор сдержал слово и проявил трогательную заботу о своих финансах.

Спуск мне обошелся в четыре падения, и каждый раз, когда огромные лыжи били меня по каске, я с благодарностью вспоминал благодетеля. Группа посчитала, что сегодня легко от меня отделалась. Но не тут-то было! В каске я почувствовал себя в ударе в прямом и переносном смысле и настаивал на повторном выступлении.

Банкующий тонко изменил условия тотализатора — на количество падений! Приунывший было народ оживился и опять тряхнул мошной! Для надежности (чтобы я не знал) цифры писали на бумажках. Но это грамотеев не спасло. Падений-то не было! А в барышах был все тот же психолог от горных лыж. После расчетов в кафе «Ай» я получил свой глинтвейн и благословение на самостоятельный спуск вниз. Чтобы накататься вволю, группа осталась без обеда. Видимо, отсутствие горячего в желудках толкнуло асов на неспортивный шаг.

Вечером они решили меня споить, чтобы завтра я не вышел на склон, а они покатались бы в свое удовольствие. Два добровольца изъявили желание принести себя в жертву. Так оно и вышло. Втроем мы быстро перепутали, кого надо спаивать, и дело кончилось скверно. После очередного перекура на свежем воздухе один из добровольцев сел в кафе вместо стула на калорифер, получив ожог тренированной пятой точки. От болевого шока он потерял сознание, успев принять позу, удобную для логарифмирования, но совсем не подходящую для транспортировки в больницу Тырныауза. Вид был не для слабонервных: в нежную филейную часть вплавились куски брюк и импортного исподнего. После заполнения всех актов и клятвенных обещаний искоренить пьянство наставнику пришлось крепко снимать стресс.

Прилично деформированный после ударной дозы лекарства, он пытался выведать причины моей устойчивости. Речь шла и о горнолыжной устойчивости, и о стойкости к фальсифицированному пойлу. Я попытался дать всеобъемлющий ответ. Мол, вечерами, вот уже семь дней подряд, выпиваю стакан «Мартини». «Конечно, я так и думал, европейский класс, “Мартини” стаканами. Ведь одна водка такой устойчивости не дает, это уж я точно знаю», — изумлялся инструктор, приоткрывая для себя завесу с тайн психомоторики.

На следующий день, чувствуя определенную вину, я вышел на зарядку в каске. Инструктор, видя серьезность намерений обеих сторон, решил не доводить дело до дальнейшего падежа личного состава и повел нас на Эльбрус. Мягкие пологие склоны вовремя потухшего вулкана и роскошный вид на Главный Кавказский хребет примиряли с действительностью. Это позволило мне серьезно приободриться. Группа тоже отдохнула душой. Очередной день для нее был последним, завтра они уезжали домой. Как обычно в таких случаях, день посвящался фотосъемкам, и моя скромная персона никого не раздражала. А вечером меня ожидал настоящий сюрприз: староста группы перед строем искренне поблагодарил инструктора и меня за доставленное удовольствие. Оказывается, глядя, как я геройски барахтаюсь на севере, они вспоминали и свои первые такие же решительные шаги в горах. Что до тотализатора, то он был честным, по настоящему азартным и умилительным!

Замечательный сезон-1973 им именно этим и запомнится. А чтобы и я запомнил эти дни, в которые стал настоящим горнолыжником, они подарили мне новейшие очки UVEX (по тем временам это было целым состоянием). А что держались со мной строго, так это для порядку, да и инструктор настаивал. Горнолыжный же Станиславский мне с гонораров мне ничего не презентовал, но по-отечески советовал не изменять своей технике никогда. Склон имелся в виду или буфет, он не уточнял. Это было для него уже сложно.

Через два года усиленных тренировок в секции, куда я записался после возвращения из Терскола, я первый и последний раз участвовал в первенстве Украины одного из ЦС в Славском именно в скоростном спуске. До этого, как и большинство участников, я ни разу не ходил трассу. После проведения нонстопа (осмотр трассы длиною более 2 км, без остановок) 70% спортсменов были дисквалифицированы ввиду явного непонимания. Я уцелел, что считаю своим самым большим достижением, которым я обязан технике, поставленной мне в Терсколе проницательным Станиславским и латышами. Жаль, что я их больше никогда не встречал их в горах.