Мак-Кинли: высоко поднятая целина
В 1994 году Артем Зубков катался на Мак-Кинли. «Ты плывешь в этом снегу, ты купаешься в нем, ты на вершине блаженства. Это — музыка спуска, симфония целины. Все твое тело — ноги, колени, плечи, руки — подчинено этой прекрасной музыке. Главное, поймать этот ритм и уже не упускать его».
Журнал: «SKI Горные лыжи» № 1/8, 1995 год
Текст: Артем Зубков
Фото: Артем Зубков
Покататься на Мак-Кинли? Заманчиво. Однако вот беда — гора в туристских справочниках, даже самых подробных, не значится. Оно понятно: во-первых, Аляска. Во-вторых, наверх, к месту старта, придется чапать на своих двоих. В-третьих, трасс в привычном смысле этого слова тут нет и в помине: Мак-Кинли — вотчина альпинистов, а не лыжников.
Тем не менее феномен «Аляска-ски» имеет право на существование. Смысл его вполне укладывается в понятие «экстрим». Не случайно именно здесь проходят чемпионаты мира по экстриму.
В прошлом сезоне до этих мест добрались наконец и наши лыжники. Мы попросили одного из участников альпинистской экспедиции, Артема Зубкова, поделиться впечатлениями от катания по склонам дикой Мак-Кинли.
***
Ну вот, вот наконец этот день. Обычное и необычное 31 мая 1994 года. После вчерашней плохой погоды и снегопада, сегодня — искрящийся на солнце снег. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что это паудер — мечта каждого любителя катания по целине.
Вылезаем с Маратом из палатки, готовим что-то на завтрак — спешим. Главное — не упустить, чтобы не раскис снег от яркого аляскинского солнца. Надеваем камуса — и вверх, вверх, вверх. Этот день — подарок нам. Скорее всего вечером надо будет уходить вниз — ловить погоду и самолет, который заберет нас с ледника.
Значит, сегодня — наш последний, нет, еще один — день катания. Сюда, на 12 000 футов, мы спустились 3 дня назад, после успешного восхождения на высочайшую вершину Северной Америки — Денали, 6193 м, более известную нам под именем Мак-Кинли. Все остальные — руководитель Саша Абрамов, Володя-доктор, Серега, Артур, Андрей, Вадим и Игорь — уже улетели в Талкитну, бывший золотоискательский поселок, а ныне отправную точку всех экспедиций в самый высокий горный район Аляски.
Мы же с Маратом не спешим вернуться в цивилизацию. Остаемся здесь, чтобы снимать, кататься на лыжах и наслаждаться этими удивительными горами. Лагерь наш — того же «окопного» типа, что и все промежуточные лагеря на West Butress, или Западном гребне. Группы палаток, врытые от ветра по самые макушки в снег, в сочетании с частоколом лыж напоминают странные инопланетные поселения. После трех-четырех дней подходов здесь, надев кошки, оставляют лыжи почти все, кроме самых страстных поклонников скитура и ски-экстрима. Те поднимают их на 14 300 футов, последний большой лагерь на Западном гребне. Выше него — только штурмовые площадки под предвершинным плато. «14 300» — и есть цель нашего сегодняшнего подъема.
Пройденный два раза путь уже не кажется таким долгим. Поднимаясь вверх, просматриваю его еще раз — как путь спуска, Сейчас здесь, «внизу», тепло, даже жарко. Идешь в майке. А я вспоминаю, как там, «наверху», мы выходили на вершину из последнего штурмового лагеря. Тем утром термометр показывал −38?C, и нам предстояло преодолеть еще почти 1000 метров высоты до последних, самых трудных, самых запоминающихся шагов на вершину.
Эти последние шаги — несколько сот метров по узкому снежному гребню с карнизами. Вправо обрываются вниз снега и скалы Южной стены. Марат идет впереди, я за ним. Перехватывает дыхание не от высоты, а от... «Ты счастлив и нем», — очень точно, лучше не скажешь. Такие минуты — воплощение твоей мечты — запоминаются навсегда.
На вершине делаю несколько снимков, Марат снимает на видео. Говорю что-то ему для фильма в глазок камеры. Приходится снимать маску. Жесткий ледяной ветер обжигает. Улыбаться и говорить удается с трудом. Начинаем спуск, снизу подходят наши знакомые американцы, просят меня сфотографировать их на вершине рядом с российским флагом — на память. Его сегодня установили Володя Ананич и Серега Ларин.
… Погруженный в эти воспоминания, подхожу к лагерю «14 300». Обитатели его — в основном, альпинисты, но встречаются среди них и другие примечательные персонажи. Например, женская команда из Анкориджа, каждый день ведущая отсюда прямые репортажи для Анкориджского радио. Или Адриан — ски-экстример высокого класса, его тут знают все старожилы. Работая в ски-патруле в Колорадо, он вот уже десять лет каждый сезон приезжает с лыжами сюда, чтобы прокатиться по кулуару Месснера Orient Express и другим, не менее головокружительным спускам. Аляска — рай для таких, как он. Недаром прошлогодний чемпионат по ски-экстриму проходил именно на Аляске, в Валдизе.
Окидываю прощальным взглядом вершинные бастионы — когда теперь я попаду сюда? Волнуюсь, смотрю вниз, продумывая еще раз предстоящий спуск. Затягиваю, сколько могу, свой альпинистский Koflach. Конечно, катание в нем не сравнится с хваткой моего старого доброго Dynafit Comp 3F, но выбирать сейчас не приходится. Подкручиваю скитуровские крепления почти на максимум — их срабатывание мне тут не пригодится. Падать нельзя — закон номер один для каждого ски-экстримера, к которым я себя могу отнести, скорее, по духу, нежели по классу катания. Не верьте фильмам Миллера!
Теперь лыжи. Эта модель — Dynamic Marc Boivin Extreme — была разработана фирмой при участии известного французского ски-экстримера Жана-Марка Буавена. После его трагической гибели несколько лет назад при полете на параплане, она носит его имя. Рассчитанные на самые жесткие условия, эти лыжи были мне выданы фирмой Dynamic специально для этой экспедиции.
Вдох, толкаюсь палками — поехали! Еду над тропой, траверсируя пологий склон выше оконечности первой большой трещины. Оставляю слева ее темно-синюю пасть, в которой могли бы встать в ряд три Приюта одиннадцати. Масштабы ледников здесь поражают.
Дальше склон становится круче, но снег хороший, мягкий, и после серии поворотов ухожу вправо, к узкому месту, где тропа по снежным мостам пересекает серию трещин — местами открытых, местами засыпанных снегом. Притормаживаю, лавируя между трещинами и снежными надувами. А дальше... Дальше первое действительно опасное место. Второе будет после Windy Corner — Ветрового угла, на спуске по гребню к седловине над нашим лагерем «12 000 футов».
Здесь же надо пересекать гладкий, довольно крутой ледовый склон. Справа, выше — снега и скалы Западного гребня. Слева, в нескольких десятках метрах ниже, склон обрывается в разломы глубоких трещин. Свежие камни в них говорят о том, что сверху сыплет. Одна мысль — не падать, иначе окажешься там, внизу, в компании с этими камнями.
Еду выше тропы, то и дело подворачивая вправо-вверх по склону — сбрасываю скорость. Помогает слабо. Одно радует — лыжи на льду держат отлично. Сочетание керамической торсионной коробки и верхней металлической пластины теперь проявляет свои наилучшие качества. Торсионной жесткости этих лыж мы с Маратом удивлялись еще перед экспедицией.
Уф, лед кончается. Дальше он покрыт хотя и жестким, но снегом — на каменистом спуске к Ветровому углу. Крутой взлет на перемычку переходит в пологие и широкие снежные поля, и я позволяю себе слегка отдохнуть и расслабиться. Катание удивительное. Снег, пусть жесткий, с надувами и застругами, все же хорош. Еду большими дугами, еду как хочу — получаю удовольствие. Чьи-то заметенные следы уходят влево, туда, где ледник, становясь круче, лопается хаосом трещин и сераков на перегибе и стекает к нашему лагерю. Я знаю — там спускались, однако не рискую соваться в неизвестность. Сворачиваю вправо, на основной путь, на гребень, который из широкого становится все уже.
Сейчас и начнется самое веселье — веселье номер 2. Стараюсь собраться. Несколькими поворотами на макушке гребня сбрасываю скорость и ныряю в узкий ледовый кулуар. Круто, поворачивать почти негде. Выпрыгиваю влево, в маленькую мульду под снежным карнизом. Вылетаю на снег с камнями, останавливаюсь. Этот спасительный карманчик я хорошо помню, здесь я оставлял свои лыжи, когда самый первый раз поднимался наверх.
Выезжать обратно не хочется. На секунду кляну себя за ненужный авантюризм. Сходил ведь уже на гору, катался бы спокойно у лагеря!
Но... Гребень красив, смотрится, как вызов. Спуск по нему от снежных полей до седловины над нашим лагерем занимает всего одну-две минуты, не больше. Дальнейший путь знаком и обкатан. Но эти короткие минуты, как и минуты подъема на вершину, запоминаются надолго. Выворачиваю обратно в кулуар. Слева, выше надо мной, скалы и снежные карнизы гребня. Справа — крутой склон через сотню метров кончается на скальных сбросах в цирк ледника. Я еду по узкой ложбине на этом склоне, вниз и влево. Вправо смотреть не хочется. Поворачивать туда — тоже. Здесь уже — без шуток — становится действительно страшно. Под кантами — жесткий фирн.
Этот северный склон почти не освещается солнцем, вылизан ветром. Стараюсь контролировать каждое движение в поворотах. Вправо, вниз, в пропасть — сплошные нервы; влево, траверсом — чуть-чуть отдыха. Склон слегка выполаживается, вынося меня на небольшое снежное плечо-перегиб. Отсюда — влево, и я оказываюсь уже на относительно широком, метров 15 − 20, гребне, спускающемся к седловине.
Снизу подходит связка; приходится поворачивать влево раньше, чем мы с Маратом это делали обычно. И — знаю — перескакивать через закрытую трещину. Ну же... Приземляюсь... на жесткую, выдутую ветром прогалину голого льда. Резкий свист кантов, и мое неожиданное появление привлекает внимание, кажется, испанцев. Слышу за спиной удивленно-подбадривающее «Wow!». Еще раз благодарю свои лыжи за то, что так хорошо держат на льду. Спасибо, родные, что не подводите!
С радостью замечаю следы Марата... Еще одна трещина... и я вылетаю на мягкий снег над нашим лагерем. Этот склон — награда за все. Паудер! Укол, поворот, укол... Ты плывешь в этом снегу, ты купаешься в нем, ты на вершине блаженства. Это — музыка спуска, симфония целины. Все твое тело — ноги, колени, плечи, руки — подчинено этой прекрасной музыке. Главное, поймать этот ритм и уже не упускать его. В голове сам по себе возникает какой-то рок-н-ролл. Вдруг ритм сбивается, я выпадаю из него — выпадаю через голову в мягкий пушистый снег. Но здесь это уже не страшно.
Спускаюсь в наш лагерь, встречаю Марата. Скатываемся с ним еще ниже, до 10 000 футов. Решаем кататься допоздна, продлить удовольствие, а вечером спускаться вниз. Время нас не ограничивает, сейчас уже почти полярный день. А главное — вечером самое красивое освещение для съемок.
Солнце скатывается за перевал Кахилтна. Мы уходим вниз с рюкзаками, волоча за собой теперь уже пустые саночки. Завтра наш маленький самолет разгонится на лыжах по леднику и возьмет курс на. приветливую Талкитну. Завтра всё закончится, мы спустимся вниз, уедем в Анкоридж, летим в Москву, покинем землю Аляски, вернемся домой — «в суету городов и в потоки машин». Но это все завтра, потом.
А сегодня — нас провожает величественная Денали, бескрайнее море ледника Кахилтна, два других аляскинских исполина — горы Хантер и Форакер. Мы с Маратом щелкаем затворами фотоаппаратов, ловим золото последних лучей солнца на вершинах. Мы смотрим туда с благодарностью и надеждой.
Мы там были. Мы еще вернёмся.
Журнал: «SKI Горные лыжи» № 1/8, 1995 год
Текст: Артем Зубков
Фото: Артем Зубков
Покататься на Мак-Кинли? Заманчиво. Однако вот беда — гора в туристских справочниках, даже самых подробных, не значится. Оно понятно: во-первых, Аляска. Во-вторых, наверх, к месту старта, придется чапать на своих двоих. В-третьих, трасс в привычном смысле этого слова тут нет и в помине: Мак-Кинли — вотчина альпинистов, а не лыжников.
Тем не менее феномен «Аляска-ски» имеет право на существование. Смысл его вполне укладывается в понятие «экстрим». Не случайно именно здесь проходят чемпионаты мира по экстриму.
В прошлом сезоне до этих мест добрались наконец и наши лыжники. Мы попросили одного из участников альпинистской экспедиции, Артема Зубкова, поделиться впечатлениями от катания по склонам дикой Мак-Кинли.
***
Ну вот, вот наконец этот день. Обычное и необычное 31 мая 1994 года. После вчерашней плохой погоды и снегопада, сегодня — искрящийся на солнце снег. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что это паудер — мечта каждого любителя катания по целине.
Вылезаем с Маратом из палатки, готовим что-то на завтрак — спешим. Главное — не упустить, чтобы не раскис снег от яркого аляскинского солнца. Надеваем камуса — и вверх, вверх, вверх. Этот день — подарок нам. Скорее всего вечером надо будет уходить вниз — ловить погоду и самолет, который заберет нас с ледника.
Значит, сегодня — наш последний, нет, еще один — день катания. Сюда, на 12 000 футов, мы спустились 3 дня назад, после успешного восхождения на высочайшую вершину Северной Америки — Денали, 6193 м, более известную нам под именем Мак-Кинли. Все остальные — руководитель Саша Абрамов, Володя-доктор, Серега, Артур, Андрей, Вадим и Игорь — уже улетели в Талкитну, бывший золотоискательский поселок, а ныне отправную точку всех экспедиций в самый высокий горный район Аляски.
Мы же с Маратом не спешим вернуться в цивилизацию. Остаемся здесь, чтобы снимать, кататься на лыжах и наслаждаться этими удивительными горами. Лагерь наш — того же «окопного» типа, что и все промежуточные лагеря на West Butress, или Западном гребне. Группы палаток, врытые от ветра по самые макушки в снег, в сочетании с частоколом лыж напоминают странные инопланетные поселения. После трех-четырех дней подходов здесь, надев кошки, оставляют лыжи почти все, кроме самых страстных поклонников скитура и ски-экстрима. Те поднимают их на 14 300 футов, последний большой лагерь на Западном гребне. Выше него — только штурмовые площадки под предвершинным плато. «14 300» — и есть цель нашего сегодняшнего подъема.
Пройденный два раза путь уже не кажется таким долгим. Поднимаясь вверх, просматриваю его еще раз — как путь спуска, Сейчас здесь, «внизу», тепло, даже жарко. Идешь в майке. А я вспоминаю, как там, «наверху», мы выходили на вершину из последнего штурмового лагеря. Тем утром термометр показывал −38?C, и нам предстояло преодолеть еще почти 1000 метров высоты до последних, самых трудных, самых запоминающихся шагов на вершину.
Эти последние шаги — несколько сот метров по узкому снежному гребню с карнизами. Вправо обрываются вниз снега и скалы Южной стены. Марат идет впереди, я за ним. Перехватывает дыхание не от высоты, а от... «Ты счастлив и нем», — очень точно, лучше не скажешь. Такие минуты — воплощение твоей мечты — запоминаются навсегда.
На вершине делаю несколько снимков, Марат снимает на видео. Говорю что-то ему для фильма в глазок камеры. Приходится снимать маску. Жесткий ледяной ветер обжигает. Улыбаться и говорить удается с трудом. Начинаем спуск, снизу подходят наши знакомые американцы, просят меня сфотографировать их на вершине рядом с российским флагом — на память. Его сегодня установили Володя Ананич и Серега Ларин.
… Погруженный в эти воспоминания, подхожу к лагерю «14 300». Обитатели его — в основном, альпинисты, но встречаются среди них и другие примечательные персонажи. Например, женская команда из Анкориджа, каждый день ведущая отсюда прямые репортажи для Анкориджского радио. Или Адриан — ски-экстример высокого класса, его тут знают все старожилы. Работая в ски-патруле в Колорадо, он вот уже десять лет каждый сезон приезжает с лыжами сюда, чтобы прокатиться по кулуару Месснера Orient Express и другим, не менее головокружительным спускам. Аляска — рай для таких, как он. Недаром прошлогодний чемпионат по ски-экстриму проходил именно на Аляске, в Валдизе.
Окидываю прощальным взглядом вершинные бастионы — когда теперь я попаду сюда? Волнуюсь, смотрю вниз, продумывая еще раз предстоящий спуск. Затягиваю, сколько могу, свой альпинистский Koflach. Конечно, катание в нем не сравнится с хваткой моего старого доброго Dynafit Comp 3F, но выбирать сейчас не приходится. Подкручиваю скитуровские крепления почти на максимум — их срабатывание мне тут не пригодится. Падать нельзя — закон номер один для каждого ски-экстримера, к которым я себя могу отнести, скорее, по духу, нежели по классу катания. Не верьте фильмам Миллера!
Теперь лыжи. Эта модель — Dynamic Marc Boivin Extreme — была разработана фирмой при участии известного французского ски-экстримера Жана-Марка Буавена. После его трагической гибели несколько лет назад при полете на параплане, она носит его имя. Рассчитанные на самые жесткие условия, эти лыжи были мне выданы фирмой Dynamic специально для этой экспедиции.
Вдох, толкаюсь палками — поехали! Еду над тропой, траверсируя пологий склон выше оконечности первой большой трещины. Оставляю слева ее темно-синюю пасть, в которой могли бы встать в ряд три Приюта одиннадцати. Масштабы ледников здесь поражают.
Дальше склон становится круче, но снег хороший, мягкий, и после серии поворотов ухожу вправо, к узкому месту, где тропа по снежным мостам пересекает серию трещин — местами открытых, местами засыпанных снегом. Притормаживаю, лавируя между трещинами и снежными надувами. А дальше... Дальше первое действительно опасное место. Второе будет после Windy Corner — Ветрового угла, на спуске по гребню к седловине над нашим лагерем «12 000 футов».
Здесь же надо пересекать гладкий, довольно крутой ледовый склон. Справа, выше — снега и скалы Западного гребня. Слева, в нескольких десятках метрах ниже, склон обрывается в разломы глубоких трещин. Свежие камни в них говорят о том, что сверху сыплет. Одна мысль — не падать, иначе окажешься там, внизу, в компании с этими камнями.
Еду выше тропы, то и дело подворачивая вправо-вверх по склону — сбрасываю скорость. Помогает слабо. Одно радует — лыжи на льду держат отлично. Сочетание керамической торсионной коробки и верхней металлической пластины теперь проявляет свои наилучшие качества. Торсионной жесткости этих лыж мы с Маратом удивлялись еще перед экспедицией.
Уф, лед кончается. Дальше он покрыт хотя и жестким, но снегом — на каменистом спуске к Ветровому углу. Крутой взлет на перемычку переходит в пологие и широкие снежные поля, и я позволяю себе слегка отдохнуть и расслабиться. Катание удивительное. Снег, пусть жесткий, с надувами и застругами, все же хорош. Еду большими дугами, еду как хочу — получаю удовольствие. Чьи-то заметенные следы уходят влево, туда, где ледник, становясь круче, лопается хаосом трещин и сераков на перегибе и стекает к нашему лагерю. Я знаю — там спускались, однако не рискую соваться в неизвестность. Сворачиваю вправо, на основной путь, на гребень, который из широкого становится все уже.
Сейчас и начнется самое веселье — веселье номер 2. Стараюсь собраться. Несколькими поворотами на макушке гребня сбрасываю скорость и ныряю в узкий ледовый кулуар. Круто, поворачивать почти негде. Выпрыгиваю влево, в маленькую мульду под снежным карнизом. Вылетаю на снег с камнями, останавливаюсь. Этот спасительный карманчик я хорошо помню, здесь я оставлял свои лыжи, когда самый первый раз поднимался наверх.
Выезжать обратно не хочется. На секунду кляну себя за ненужный авантюризм. Сходил ведь уже на гору, катался бы спокойно у лагеря!
Но... Гребень красив, смотрится, как вызов. Спуск по нему от снежных полей до седловины над нашим лагерем занимает всего одну-две минуты, не больше. Дальнейший путь знаком и обкатан. Но эти короткие минуты, как и минуты подъема на вершину, запоминаются надолго. Выворачиваю обратно в кулуар. Слева, выше надо мной, скалы и снежные карнизы гребня. Справа — крутой склон через сотню метров кончается на скальных сбросах в цирк ледника. Я еду по узкой ложбине на этом склоне, вниз и влево. Вправо смотреть не хочется. Поворачивать туда — тоже. Здесь уже — без шуток — становится действительно страшно. Под кантами — жесткий фирн.
Этот северный склон почти не освещается солнцем, вылизан ветром. Стараюсь контролировать каждое движение в поворотах. Вправо, вниз, в пропасть — сплошные нервы; влево, траверсом — чуть-чуть отдыха. Склон слегка выполаживается, вынося меня на небольшое снежное плечо-перегиб. Отсюда — влево, и я оказываюсь уже на относительно широком, метров 15 − 20, гребне, спускающемся к седловине.
Снизу подходит связка; приходится поворачивать влево раньше, чем мы с Маратом это делали обычно. И — знаю — перескакивать через закрытую трещину. Ну же... Приземляюсь... на жесткую, выдутую ветром прогалину голого льда. Резкий свист кантов, и мое неожиданное появление привлекает внимание, кажется, испанцев. Слышу за спиной удивленно-подбадривающее «Wow!». Еще раз благодарю свои лыжи за то, что так хорошо держат на льду. Спасибо, родные, что не подводите!
С радостью замечаю следы Марата... Еще одна трещина... и я вылетаю на мягкий снег над нашим лагерем. Этот склон — награда за все. Паудер! Укол, поворот, укол... Ты плывешь в этом снегу, ты купаешься в нем, ты на вершине блаженства. Это — музыка спуска, симфония целины. Все твое тело — ноги, колени, плечи, руки — подчинено этой прекрасной музыке. Главное, поймать этот ритм и уже не упускать его. В голове сам по себе возникает какой-то рок-н-ролл. Вдруг ритм сбивается, я выпадаю из него — выпадаю через голову в мягкий пушистый снег. Но здесь это уже не страшно.
Спускаюсь в наш лагерь, встречаю Марата. Скатываемся с ним еще ниже, до 10 000 футов. Решаем кататься допоздна, продлить удовольствие, а вечером спускаться вниз. Время нас не ограничивает, сейчас уже почти полярный день. А главное — вечером самое красивое освещение для съемок.
Солнце скатывается за перевал Кахилтна. Мы уходим вниз с рюкзаками, волоча за собой теперь уже пустые саночки. Завтра наш маленький самолет разгонится на лыжах по леднику и возьмет курс на. приветливую Талкитну. Завтра всё закончится, мы спустимся вниз, уедем в Анкоридж, летим в Москву, покинем землю Аляски, вернемся домой — «в суету городов и в потоки машин». Но это все завтра, потом.
А сегодня — нас провожает величественная Денали, бескрайнее море ледника Кахилтна, два других аляскинских исполина — горы Хантер и Форакер. Мы с Маратом щелкаем затворами фотоаппаратов, ловим золото последних лучей солнца на вершинах. Мы смотрим туда с благодарностью и надеждой.
Мы там были. Мы еще вернёмся.
Издание: «SKI Горные лыжи»
Автор: Артем Зубков
Фото: Артем Зубков
Курорт: Аляска
Годы: 1995