Фрирайд: история болезни

Переход реки Гоначхир пешком. Зимой. Босиком. Об истории болезни под названием «фрирайд» рассказывает Виталий Инге-Вечтомов.

Журнал: «SKI Стайл» № 8, 2006 год
Текст: Виталий Инге-Вечтомов
Фото: Пабло, Алексей Дергачев

Моя жизнь время от времени похожа на захватывающий спуск по целинному склону. А иногда она таковой и является. И это ее лучшие мгновения. Радость свободных спусков мне довелось разделить с друзьями-фрирайдерами — людьми, для которых наиболее естественная среда обитания — заснеженные горы, а стиль катания на лыжах напоминает свободное падение.

Мы встречаемся несколько раз в сезон на соревнованиях по фрирайду. Покидаем большие города, сдираем с себя неудобную офисную одежду и на несколько недель в году становимся собой — настоящими, невинными и необузданными, как дети. Когда заканчиваются соревнования, спортивные СМИ должным образом освещают это событие. Но значительная часть происходившего остается за кадром. Ведь фрирайд — не вид спорта, а способ самовыражения. А участники контеста — люди, как правило, незаурядные, и самовыражаются они весьма нетривиально. Их общность похожа на
религиозную секту. И соревнования для них — не столько возможность потягаться во внетрассовом катании, сколько повод встретиться с себе подобными.

Экстремальщики — дети, которые однажды категорически отказались повзрослеть. Все мы когда-то были очарованы книгами Хемингуэя и Джека Лондона. Лежа в кроватях на грани между сном и явью, мы воображали себя отважными революционерами, покорителями «белого безмолвия», золотоискателями, матадорами, охотниками на меч-рыбу. В воображении мы могли сутками гнать своих ездовых собак вверх по Юкону. Нам был нипочем сорокаградусный мороз, когда плевок замерзает на лету и падает на землю со звоном, а свет наших костров отзывается сиянием полярного неба. Мы обнимали чернооких скво, затянутых в звериные шкуры. Мы были бесстрашны, бессмертны и сказочно богаты.

Потом большинство из нас повзрослели, стали смотреть на жизнь трезво и прагматично. Ценности изменились, и те, кто еще недавно в своем воображении прокладывал маршруты рискованных путешествий, сегодня курсируют по давно проторенной дорожке между диваном и холодильником. Они стали достойными членами современного общества, а некоторым даже удалось сделать карьеру. Есть специальный термин, характеризующий людей, которые живут по правилам цивилизованного мира, где основная ставка делается на материальное благополучие, — «яппи».

А мой друг Рома Канушкин называет их «консуматорами» (от английского consume — потреблять). Но кое-кому из нас было суждено навсегда остаться в несуществующем мире детских фантазий. Продолжение своих грез мы обрели в занятиях экстремальными видами спорта. Хотя некоторые и прикидываются серьезными и преуспевающими топ-менеджерами, в душе они экстремальщики и ни за что не захотят смириться с прозой жизни. Шизофрения в легкой форме, «честных психов можно не лечить» («Тату»). Много раз писалось о том, что страх — это тоже наркотик, который вызывает зависимость, и о том, что в жизни среднего современного человека почти не осталось сильных эмоций, и испытывать их он может, только умышленно подвергая свою жизнь опасности. Тогда занятия фрирайдом — удачный выбор.

В противоположность «нормальным» людям, которые живут в мегаполисах и честно вкалывают на благо общества, большинство фрирайдеров — outlaw, антисоциальные элементы. Месяцами они торчат в горах, не слушают радио и не читают газет, голосовать не ходят, а где берут средства к существованию, вообще непонятно. По принципиальному нежеланию работать с фрирайдерами могут конкурировать разве что цыгане или профессиональные нищие. Из фрирайдеров получаются верные друзья и не слишком удачные мужья и отцы.

Наше неформальное сообщество представляет собой довольно пеструю и разновозрастную тусню (от восемнадцати до пятидесяти с хвостом). Эти снежные растафари имеют весьма разнообразные «равнинные» занятия: мануальный терапевт, финансовый директор, преподаватель университета, писатель, дизайнер, фотограф, юрист, пожарный, ювелир, профессиональный исполнитель стриптиза… И вот настает день, когда столь непохожие друг на друга люди снимаются с насиженных мест, оставляя за собой сотни километров пыльных дорог, собираются вместе в зимних горах, и окружающим становится ясно: башня-то у ребят здорово не в порядке.

Оглядываясь на минувший сезон, понимаю, насколько неадекватные мысли нас иногда посещали. Чего стоит наша с Лизой Тамбовцевой идея использования банных принадлежностей во фрирайде! Дело было так. В Северном цирке Чегета мы нашли живописную скалу, с которой нам, естественно, захотелось прыгнуть. Приземление с виду казалось крутым и мягким, но край скалы был совершенно бесснежным, а прямо внизу — яма. Если в самом начале прыжка зацепиться лыжами за эти острые и цепкие камешки, упадешь вниз головой приблизительно с высоты третьего этажа.

Что делать? Может, снега на камни насыпать? Но снег сухой и сразу ссыпается вниз. Тут-то нам и пришла в голову нетривиальная мысль чем-то застелить голый край. Тем же вечером подходящее розовое (Лиза выбирала по цвету) банное полотенце было приобретено в промтоварном магазине поселка Терскол. Чтобы оно стало скользким, мы его с вечера намочили и вывесили за окно на мороз. К утру полотенце напоминало кусок фанеры. На пробу расстелили на камне, проехались лыжами — скольжение есть!

Далее предстояло уложить полотенце на узкий край скалы и не улететь с него преждевременно вверх тормашками. Пожалуй, это был наиболее экстремальный момент всей затеи. Балансировать с замерзшей тряпкой в руках на узком камне над самым обрывом, да еще без палок... После моих нескольких рискованных пируэтов кусок розовой материи был, наконец, расстелен на краю скалы, смочен водой из заранее приготовленной бутылочки и присыпан снежком. Выглядело это как ковровая дорожка, которая внезапно обрывается в пропасть… Шаманский ритуал со скидыванием вниз снежных комочков, дабы оценить возможную траекторию прыжка… Разгон… Прыжок… Описанию не поддается. Полный отвал башки.

Если уж зашла речь о сумасшедших, нельзя не упомянуть вечернюю прогулку райдеров в Гоначхирское ущелье (Домбай). Соль ее в том, что пятиминутный спуск по волшебной гоначхирской целине обычно сменяется долгим и рискованным выходом к шоссе по крутому бесснежному бурелому. Но мы, похоже, побили все рекорды. Мысль скатиться в Гоначхир пришла уже под вечер. Расписав девственные снежные просторы и попрыгав со всевозможных окрестных скал, мы уныло двинулись в лес. Снег скоро кончился, лыжи пришлось снять и закрепить на рюкзаках. Смеркалось быстро, но на случай темноты все запаслись налобными фонариками. Склон представлял собой «микс» из камней, льда и корней. Время от времени ущелье оглашалось отчаянными криками и ненормативной лексикой, когда кто-нибудь из участников похода поскальзывался и некоторое время продолжал спуск на заднице (к концу путешествия целых штанов, по-моему, не осталось ни у кого).

Скоро совсем стемнело. Склон делался все круче и круче, превращаясь в скальные сбросы. Стало ясно, что мы заблудились. К счастью, запасливый Володя Силинский прихватил веревку, благодаря чему мы спустились со скал живые и почти невредимые. Проплутав часа три, наша обессиленная команда вышла, наконец, к ручью Гоначхир. Помнилось, где-то рядом должен быть мост… А воображение уже рисовало дымящуюся миску лагмана и совершенно неспортивный, но столь необходимый графинчик водки в теплом кафе «Гоначхир».

Не тут-то было! Сколько не бродили мы по берегу, а моста так и не нашли. И вот, в свете фонариков, на морозе двадцать с лишним градусов, нервно хихикая и риторически вопрошая боженьку: «Ну почему же мы такие придурки?», стали обреченно разуваться. Не могу сказать, что вода показалась особенно холодной — после первых шагов ноги вообще перестали что-либо чувствовать, было только не по себе, когда мокрые пятки прилипали к ледяным камням на берегу. Форсировав водную преграду, мы попытались снова надеть ботинки...

Без посторонней помощи это оказалось невозможно. Особенно «повезло» мне: жесткий спортивный Salomon Course Spaceframe приобрел на морозе консистенцию металлоизделия. С таким же успехом можно было пытаться натянуть на ногу плевательницу или чайник. Спасали меня Вован и Макс Ануфриков (Каякер), которые в четыре руки буквально раздирали ботинки, пока я засовывал туда мокрые и онемевшие ноги.

Если бы не парни — пришлось бы идти дальше в одних мягких «внутренниках»… Через полчаса горе-фрирайдеры ввалились в кафе «Гоначхир» под бесхитростный гогот своих более мудрых коллег, уже сытых и разомлевших. «Ну, ничего-ничего, — как любят повторять наши друзья из Приэльбрусья. — Зато на природе погуляли, а Каякер — так тот вообще в родной среде побывал!».

Сезон закончился для меня как-то внезапно, в середине февраля, когда казалось, что зима еще в самом разгаре. Прыжок со скалы под «четверкой» в Красной Поляне завершился уборкой в густой березняк, который райдеры любовно называют «бруньками». Все произошло настолько быстро, что даже не понял, где ошибся. Скорее всего, при приземлении зацепил лыжей одну из «брунек». Дальше — полная потеря контроля, под моими коленями с треском ломается дерево, я освобождаюсь от лыж (просто вырываю от души затянутый крепеж вместе с шурупами), и кубарем вываливаюсь из кустов на трассу. Лежу и понимаю: допрыгался…

Теперь за моим окном — не залитые солнцем склоны, а ненавистный индустриальный пейзаж. Сижу за компьютером, потираю травмированные колени, а мыслями — в горах. В воображении я все еще разговариваю и смеюсь с этими людьми — красивыми, загорелыми, чуть пьяными то ли от вина, то ли от скорости. И кажется, что волнующие хрупкие плечи под тонкой ветровкой опять рядом, и ты вот-вот обнимешь их — стоит лишь протянуть руку к соседнему креслу подъемника… На секунду опускаешь веки — и перед глазами снег.

Он повсюду. Вырывается из-под лыж, залепляет лицо, не дает дышать, и снова во рту его вкус, который почему-то напоминает детство… Вспомнил! Это вкус оттаявшего и снова застывшего мороженого.