Классификация горнолыжников в 1988 году
Классификация горнолыжников в 1988 году: «жар-птицы», «фазаны», «вороны», «соколы», «голуби», «воробьи». Тогда лыжи стоили от 1500 до 100 рублей (а инженеры получали 110 рублей в месяц).
Отрывок из повести «Два пера горной индейки» Александра Кузнецова опубликован в журнале «Физкультура и спорт» №2 и № 3 за 1988 год.
Александр Кузнецов — орнитолог, научный сотрудник Зоологического музея МГУ, мастер спорта по альпинизму.
… Когда после завтрака мы с Котловым подошли к парнокресельной канатной дороге, очередь для туристов была уже часа на полтора. На склоны вершины Актау ведут последовательно три колена канатной дороги. Первая парнокресельная поднимает лыжников к альпийским лугам. Идет она над лесом. Выше — два однокресельных подъемника тянут над пологими и довольно простыми склонами, здесь катаются начинающие лыжники. Эта вторая канатка заканчивается у горной хижины с небольшой гостиницей и баром.
А выше идет однокресельная нитка третьего колена и в стороне два бугельных подъемника. Через обширные склоны Актау — рай для горнолыжников — они выводят к приюту, небольшому круглому зданию, где помещаются спасатели со своим хозяйством и работает небольшой бар, в котором можно выпить чашку кофе или горячего чая. Высота тут более трех тысяч метров, приличная крутизна склонов и самые разные формы рельефа: и большие раскаты, и бугры, и перепады.
— Ну вот, смотрите, — сказал я Андрею Петровичу, — видите две очереди, одна большая, другая маленькая. В большой уже стоят мои ребята, до завтрака заняли, а маленькая для иностранцев, для спортсменов и для людей, имеющих пропуск.
Котлов глядел, щурясь от яркого света. Солнце еще не осветило посадочную площадку канатной дороги, не вышло еще даже из-за бугра, но день обещал быть настолько ярким, что ему пришлось надеть темные очки, не дожидаясь прямых солнечных лучей. Темные очки он догадался взять с собой, но вот его костюм... Тренировочные брюки вздулись пузырями на коленях. Надо будет дать ему подтяжки. Поверх пиджака, с которым он не расставался, надета одноцветная серая нейлоновая куртка, а на голове все та же зеленая шапочка с надписью «Спорт». Лыжи мы не успели для него достать, и Котлов решил подняться просто так, для знакомства.
— Если вы разрешите, Андрей Петрович, я изложу вам свою классификацию горнолыжного народца, плод моих многолетних наблюдений. Давайте подойдем поближе к посадке.
Со всех сторон разносился по подножиям Актау хриплый голос Высоцкого, это окружающие канатку шашлычные запустили свои магнитофоны. Каждый из шашлычников считал своим долгом заглушить соседа и конкурента.
Мы остановились у огромного горизонтально вращающегося колеса, по которому шел трос, а на нем с грохотом раскачивались пустые двухместные кресла.
— Всю эту публику можно разбить на несколько категорий, четко просматривающихся групп людей, которых вы безошибочно научитесь узнавать не только здесь, у канатки, но и в гостинице.
Первая категория — элита. Или «жар-птицы». Это очень большие люди — академики, генералы, космонавты, высокое местное начальство или очень большие жулики, миллионеры. Элита не стоит ни в той, ни в другой очереди, они проходят к посадке со стороны высадки. Обычно ее сопровождают. Вот, пожалуйста, глядите. Гости самого Абдуллы.
Одетый в новенькую красную пуховку с гербом Советского Союза на груди, Абдулла, учтиво улыбаясь, вел к посадке высокого старика в американском пуховом костюме и его даму, химическую блондинку, которая, судя по виду, никак не может еще осознать, что разменяла шестой десяток. Старик сам нес на плече свои лыжи, а лыжи неловко ковылявшей в горнолыжных ботинках дамы держал в руках Абдулла.
— Лыжи «Россиньол», спортивные, — комментировал я снаряжение старика, — тысяча рублей, а может быть, и полторы. Крепления французские, «Соломон» — триста рублей; ботинки итальянские — пятьсот; палки австрийские, очки и перчатки тоже кое-чего стоят. Об американском пуховом костюме я даже не говорю. Бесценная вещь, Он набит гагачьим пухом, ничего не весит и теплый, как печка. Я о таком и не мечтаю. Добыть бы пуховку нашу, на гусином пуху. В общем, на нем тысячи три с половиной. Считай, столько же на ней. Не знаю, кто они, в первый раз вижу, но это элита.
Смотрите теперь: Абдулла вывел гостей на посадку со стороны высадки. Там сверху шли пустые кресла, они огибали колесо и тогда на них садились. Элитная парочка встала с лыжами в руках спиной к подъезжеющему креслу и лицом к склону. Придерживаемое Абдуллой кресло подкатило под них, они мягко сели и поехали. Абдулла — вслед за ними на следующем кресле.
— Вторая категория — «деловые люди», — продолжал я. — По хитрости и наглости они напоминают мне ворон. Сейчас мы их увидим. Эти тоже не стоят ни в одной очереди. Их оружие — деньги и удивительное нахальство. Каждый платит работающим на канатке ребятам по десятке в день. Узнают заранее, кто где дежурит и договариваются накануне. Те их знают в лицо. Пожалуйста!
Обходя очередь, к загородке пробирались четверо — пожилая женщина в белом костюме и с черным, как сапог, лицом, два полнеющих молодых человека в ярких горнолыжных куртках и фирменных шапочках «Адидас» и блондинка в заграничной пуховке. Бесцеремонно и спокойно перелезли они через загородку и оказались прямо у посадки. Очередь зароптала, послышались возмущенные голоса и даже оскорбительные выкрики, но тут же и прекратились, ибо компания «ворон» уехала с первыми же креслами, а в очереди каждый стал смотреть, сколько еще осталось впереди него и ждать счастливого мига посадки.
— Обратили внимание на снаряжение? — спросил я у Котлова.
— Лыжи красивые.
— У старшей женщины, загорелой — «Россиньол», у остальных — «Атомик», пятьсот рублей комплект — лыжи, крепления, палки. Без ботинок. Я как-то стоял у верхнего, третьего подъемника и насчитал сорок таких «ворон». Очередь стоит, а они катаются. Один поднимается, а другой уже спустился... Наконец народ возмутился и чуть было не начали их бить. А им хоть в глаза плюй... Исчезли вдруг все и объявились у другого подъемника. Сорок-пятьдесят таких «ворон» в день — 400-500 рублей. А если посчитать...
— Саня, привет! — раздался хриплый голос.
Повернув голову, я увидел Шамиля. Мой бывший коллега. Опухший, обросший щетиной, с потухшими глазами.
— Дай рупь, — прохрипел он.
— Опохмелиться? — спросил я больше для Котлова.
— Да. И поесть надо. Я у тебя давно не брал.
Я достал из кошелька металлический рубль и положил ему на ладонь. Ни слова не сказав, Шамиль повернулся и пошел.
— Тот самый Шамиль Курбаев? — спросил Котлов, глядя ему вслед.
— Тот самый. Прекрасный был парень: честный, безотказный... Одна из трагедий местного населения. Кончил десятилетку — школа инструкторов туризма. Лето — туризм, зимой — горные лыжи, из детской спортивной школы вышел. В группе девять девок, один парень, Каждую неделю, если не каждый день, у него новая симпатия. А вся группа, коллектив, так сказать, старается его угостить. Каждый вечер пьянка. Глядишь, лет пять такой жизни — и износился парень. Спился и ни на что не годен, Чем симпатичнее, чем способнее мальчишка, тем скорее его приканчивает такая жизнь…
Ну, ладно, теперь очередь, — продолжал я. — Иностранцы — третья категория, спортсмены — четвертая и пропускники — пятая. Они составляют малую очередь. Об иностранцах говорить нечего, их за версту видно. Спортсмены — наши соколы. Здесь почти всегда или проводятся какие-то соревнования, или тренируются команды, работает детская спортивная школа. Они идут в малой очереди. Когда народа очень много, как сейчас, то пропускают двоих из малой очереди и двоих из большой. В малой идут и пропускники, те, что получили правдами и неправдами платный или бесплатный пропуск. Тоже, конечно, блатные, но у них вроде бы совесть чиста. Они «имеют право».
Какое там к черту право! Но все-таки они не то, что «вороны». Пропускники стоят, хоть в маленькой, но очереди. По яркости раскраски все они «фазаны». Только у фазанов самки серенькие, а тут они разодеты поярче петухов!
Давайте посмотрим, кто там есть из «фазанов». О, глядите, Голубев со своей дамой. Видите? У него туристские «Фишеры», они тоже у нас продавались, как и «Атомик». А у нее спортивные «Россиньол»! Вот это да! Женщина элитная, «фазан» не ее класс. Ай да Голубев!
— Муравьев, Саша! — ко мне подходили с лыжами на плечах мои московские знакомые Кораблевы. — Привет!
— Привет, привет! Познакомьтесь, — поводил я рукой от Кораблевых к Котлову. — Лена и Коля, а это Андрей Петрович.
— Просто Андрей, — поправил меня Котлов. Он был на пять-шесть лет моложе Лены и много моложе Коли.
— Мы, кажется, знакомы? — хитро прищурился Николай.
— Кажется, да, — ответил Котлов.
— Вы на лыжах катаетесь, товарищ капитан?
— Нет, только учусь. И я не капитан. Я журналист. И это очень важно, Николай...
— Алексеевич, — подсказал Кораблев.
— Это очень важно, Николай Алексеевич. Вы поняли меня?
— Да, конечно. — Котлов повернулся к Леночке.
— А вы?
— И я тоже, — улыбнулась она.
— Вот и хорошо, — заключил следователь.
— Ты с группой? — спросил меня после неловкой паузы Кораблев.
— Да, стоят ребята.
— А нельзя ли... — сделал виноватую рожу Кораблев.
— Можно, — я позвал старосту своей группы и попросил его забрать с собой Кораблевых.
— Вот вам и шестая категория, — сказал я Котлову, — «интеллигенты» или «голуби». Как правило, предпочитают кататься «диким» образом, без инструктора. Врачи, инженеры, преподаватели, научные сотрудники, бывают кандидаты и реже доктора наук. Если не прорвутся в «пропускники». Среди них большинство одиноких женщин. Думаю, Васильева была из «голубей». Вы не помните, какие у нее стояли лыжи?
— Не знаю, как они называются, но одна пара — польские, другая — югославские.
— Все правильно. Видели лыжи у Кораблевых? «Эланы», туристские. Лыжи среднего качества. Купить их можно рублей за двести-двести пятьдесят, Вот такая Васильева весь год копит, бедняга, деньги, чтобы скопить на «Эланы», путевку и поездку в горы — радость, самая большая мечта. Редко кому из «голубей» удается купить «Фишер», у них зарплата, трудовые доходы.
Ну вот. А дальше идут путевочные туристы, Их большинство. «Воробьи», можно сказать. Молодежь. Студенты, молодые специалисты, учителя, опять же, инженеры. Люди постарше, как правило, провинциалы. Москвичи и ленинградцы после тридцати пробиваются иногда в «голуби», провинциалы — никогда.
Путевочных туристов узнаешь по лыжам «Польспорт», самым дешевым у нас. Хотя сто рублей не такие уж и малые деньги. «Польспорт» выдают и в прокате, туриста по ним узнаешь без труда.
Вот и все, Андрей Петрович. Есть, конечно, варианты, но эти категории горнолыжного народца просматриваются очень уж четко. Есть еще однодневные туристы в шляпах и на высоких каблуках, есть промышляющие девицы, местные торгаши, и начальники. Но мы с вами бросили взгляд пока на лыжников, на канатку, на тех, кто, стремиться вверх.
Слушавший меня улыбнулся.
— Вы прямо Карл Линней, Александр Владимирович, «жар-птицы», «фазаны», «вороны», «соколы», «голуби», «воробьи». А ведь правда, нарисованная вами картина — весьма любопытная.
— Причем каждый стремится еще в следующую категорию, — подхватил я.
— Это ничего... Человек так уж устроен. Лишь бы в его действиях не было ничего общественно опасного.
Отрывок из повести «Два пера горной индейки» Александра Кузнецова опубликован в журнале «Физкультура и спорт» №2 и № 3 за 1988 год.
Александр Кузнецов — орнитолог, научный сотрудник Зоологического музея МГУ, мастер спорта по альпинизму.
… Когда после завтрака мы с Котловым подошли к парнокресельной канатной дороге, очередь для туристов была уже часа на полтора. На склоны вершины Актау ведут последовательно три колена канатной дороги. Первая парнокресельная поднимает лыжников к альпийским лугам. Идет она над лесом. Выше — два однокресельных подъемника тянут над пологими и довольно простыми склонами, здесь катаются начинающие лыжники. Эта вторая канатка заканчивается у горной хижины с небольшой гостиницей и баром.
А выше идет однокресельная нитка третьего колена и в стороне два бугельных подъемника. Через обширные склоны Актау — рай для горнолыжников — они выводят к приюту, небольшому круглому зданию, где помещаются спасатели со своим хозяйством и работает небольшой бар, в котором можно выпить чашку кофе или горячего чая. Высота тут более трех тысяч метров, приличная крутизна склонов и самые разные формы рельефа: и большие раскаты, и бугры, и перепады.
— Ну вот, смотрите, — сказал я Андрею Петровичу, — видите две очереди, одна большая, другая маленькая. В большой уже стоят мои ребята, до завтрака заняли, а маленькая для иностранцев, для спортсменов и для людей, имеющих пропуск.
Котлов глядел, щурясь от яркого света. Солнце еще не осветило посадочную площадку канатной дороги, не вышло еще даже из-за бугра, но день обещал быть настолько ярким, что ему пришлось надеть темные очки, не дожидаясь прямых солнечных лучей. Темные очки он догадался взять с собой, но вот его костюм... Тренировочные брюки вздулись пузырями на коленях. Надо будет дать ему подтяжки. Поверх пиджака, с которым он не расставался, надета одноцветная серая нейлоновая куртка, а на голове все та же зеленая шапочка с надписью «Спорт». Лыжи мы не успели для него достать, и Котлов решил подняться просто так, для знакомства.
— Если вы разрешите, Андрей Петрович, я изложу вам свою классификацию горнолыжного народца, плод моих многолетних наблюдений. Давайте подойдем поближе к посадке.
Со всех сторон разносился по подножиям Актау хриплый голос Высоцкого, это окружающие канатку шашлычные запустили свои магнитофоны. Каждый из шашлычников считал своим долгом заглушить соседа и конкурента.
Мы остановились у огромного горизонтально вращающегося колеса, по которому шел трос, а на нем с грохотом раскачивались пустые двухместные кресла.
— Всю эту публику можно разбить на несколько категорий, четко просматривающихся групп людей, которых вы безошибочно научитесь узнавать не только здесь, у канатки, но и в гостинице.
Первая категория — элита. Или «жар-птицы». Это очень большие люди — академики, генералы, космонавты, высокое местное начальство или очень большие жулики, миллионеры. Элита не стоит ни в той, ни в другой очереди, они проходят к посадке со стороны высадки. Обычно ее сопровождают. Вот, пожалуйста, глядите. Гости самого Абдуллы.
Одетый в новенькую красную пуховку с гербом Советского Союза на груди, Абдулла, учтиво улыбаясь, вел к посадке высокого старика в американском пуховом костюме и его даму, химическую блондинку, которая, судя по виду, никак не может еще осознать, что разменяла шестой десяток. Старик сам нес на плече свои лыжи, а лыжи неловко ковылявшей в горнолыжных ботинках дамы держал в руках Абдулла.
— Лыжи «Россиньол», спортивные, — комментировал я снаряжение старика, — тысяча рублей, а может быть, и полторы. Крепления французские, «Соломон» — триста рублей; ботинки итальянские — пятьсот; палки австрийские, очки и перчатки тоже кое-чего стоят. Об американском пуховом костюме я даже не говорю. Бесценная вещь, Он набит гагачьим пухом, ничего не весит и теплый, как печка. Я о таком и не мечтаю. Добыть бы пуховку нашу, на гусином пуху. В общем, на нем тысячи три с половиной. Считай, столько же на ней. Не знаю, кто они, в первый раз вижу, но это элита.
Смотрите теперь: Абдулла вывел гостей на посадку со стороны высадки. Там сверху шли пустые кресла, они огибали колесо и тогда на них садились. Элитная парочка встала с лыжами в руках спиной к подъезжеющему креслу и лицом к склону. Придерживаемое Абдуллой кресло подкатило под них, они мягко сели и поехали. Абдулла — вслед за ними на следующем кресле.
— Вторая категория — «деловые люди», — продолжал я. — По хитрости и наглости они напоминают мне ворон. Сейчас мы их увидим. Эти тоже не стоят ни в одной очереди. Их оружие — деньги и удивительное нахальство. Каждый платит работающим на канатке ребятам по десятке в день. Узнают заранее, кто где дежурит и договариваются накануне. Те их знают в лицо. Пожалуйста!
Обходя очередь, к загородке пробирались четверо — пожилая женщина в белом костюме и с черным, как сапог, лицом, два полнеющих молодых человека в ярких горнолыжных куртках и фирменных шапочках «Адидас» и блондинка в заграничной пуховке. Бесцеремонно и спокойно перелезли они через загородку и оказались прямо у посадки. Очередь зароптала, послышались возмущенные голоса и даже оскорбительные выкрики, но тут же и прекратились, ибо компания «ворон» уехала с первыми же креслами, а в очереди каждый стал смотреть, сколько еще осталось впереди него и ждать счастливого мига посадки.
— Обратили внимание на снаряжение? — спросил я у Котлова.
— Лыжи красивые.
— У старшей женщины, загорелой — «Россиньол», у остальных — «Атомик», пятьсот рублей комплект — лыжи, крепления, палки. Без ботинок. Я как-то стоял у верхнего, третьего подъемника и насчитал сорок таких «ворон». Очередь стоит, а они катаются. Один поднимается, а другой уже спустился... Наконец народ возмутился и чуть было не начали их бить. А им хоть в глаза плюй... Исчезли вдруг все и объявились у другого подъемника. Сорок-пятьдесят таких «ворон» в день — 400-500 рублей. А если посчитать...
— Саня, привет! — раздался хриплый голос.
Повернув голову, я увидел Шамиля. Мой бывший коллега. Опухший, обросший щетиной, с потухшими глазами.
— Дай рупь, — прохрипел он.
— Опохмелиться? — спросил я больше для Котлова.
— Да. И поесть надо. Я у тебя давно не брал.
Я достал из кошелька металлический рубль и положил ему на ладонь. Ни слова не сказав, Шамиль повернулся и пошел.
— Тот самый Шамиль Курбаев? — спросил Котлов, глядя ему вслед.
— Тот самый. Прекрасный был парень: честный, безотказный... Одна из трагедий местного населения. Кончил десятилетку — школа инструкторов туризма. Лето — туризм, зимой — горные лыжи, из детской спортивной школы вышел. В группе девять девок, один парень, Каждую неделю, если не каждый день, у него новая симпатия. А вся группа, коллектив, так сказать, старается его угостить. Каждый вечер пьянка. Глядишь, лет пять такой жизни — и износился парень. Спился и ни на что не годен, Чем симпатичнее, чем способнее мальчишка, тем скорее его приканчивает такая жизнь…
Ну, ладно, теперь очередь, — продолжал я. — Иностранцы — третья категория, спортсмены — четвертая и пропускники — пятая. Они составляют малую очередь. Об иностранцах говорить нечего, их за версту видно. Спортсмены — наши соколы. Здесь почти всегда или проводятся какие-то соревнования, или тренируются команды, работает детская спортивная школа. Они идут в малой очереди. Когда народа очень много, как сейчас, то пропускают двоих из малой очереди и двоих из большой. В малой идут и пропускники, те, что получили правдами и неправдами платный или бесплатный пропуск. Тоже, конечно, блатные, но у них вроде бы совесть чиста. Они «имеют право».
Какое там к черту право! Но все-таки они не то, что «вороны». Пропускники стоят, хоть в маленькой, но очереди. По яркости раскраски все они «фазаны». Только у фазанов самки серенькие, а тут они разодеты поярче петухов!
Давайте посмотрим, кто там есть из «фазанов». О, глядите, Голубев со своей дамой. Видите? У него туристские «Фишеры», они тоже у нас продавались, как и «Атомик». А у нее спортивные «Россиньол»! Вот это да! Женщина элитная, «фазан» не ее класс. Ай да Голубев!
— Муравьев, Саша! — ко мне подходили с лыжами на плечах мои московские знакомые Кораблевы. — Привет!
— Привет, привет! Познакомьтесь, — поводил я рукой от Кораблевых к Котлову. — Лена и Коля, а это Андрей Петрович.
— Просто Андрей, — поправил меня Котлов. Он был на пять-шесть лет моложе Лены и много моложе Коли.
— Мы, кажется, знакомы? — хитро прищурился Николай.
— Кажется, да, — ответил Котлов.
— Вы на лыжах катаетесь, товарищ капитан?
— Нет, только учусь. И я не капитан. Я журналист. И это очень важно, Николай...
— Алексеевич, — подсказал Кораблев.
— Это очень важно, Николай Алексеевич. Вы поняли меня?
— Да, конечно. — Котлов повернулся к Леночке.
— А вы?
— И я тоже, — улыбнулась она.
— Вот и хорошо, — заключил следователь.
— Ты с группой? — спросил меня после неловкой паузы Кораблев.
— Да, стоят ребята.
— А нельзя ли... — сделал виноватую рожу Кораблев.
— Можно, — я позвал старосту своей группы и попросил его забрать с собой Кораблевых.
— Вот вам и шестая категория, — сказал я Котлову, — «интеллигенты» или «голуби». Как правило, предпочитают кататься «диким» образом, без инструктора. Врачи, инженеры, преподаватели, научные сотрудники, бывают кандидаты и реже доктора наук. Если не прорвутся в «пропускники». Среди них большинство одиноких женщин. Думаю, Васильева была из «голубей». Вы не помните, какие у нее стояли лыжи?
— Не знаю, как они называются, но одна пара — польские, другая — югославские.
— Все правильно. Видели лыжи у Кораблевых? «Эланы», туристские. Лыжи среднего качества. Купить их можно рублей за двести-двести пятьдесят, Вот такая Васильева весь год копит, бедняга, деньги, чтобы скопить на «Эланы», путевку и поездку в горы — радость, самая большая мечта. Редко кому из «голубей» удается купить «Фишер», у них зарплата, трудовые доходы.
Ну вот. А дальше идут путевочные туристы, Их большинство. «Воробьи», можно сказать. Молодежь. Студенты, молодые специалисты, учителя, опять же, инженеры. Люди постарше, как правило, провинциалы. Москвичи и ленинградцы после тридцати пробиваются иногда в «голуби», провинциалы — никогда.
Путевочных туристов узнаешь по лыжам «Польспорт», самым дешевым у нас. Хотя сто рублей не такие уж и малые деньги. «Польспорт» выдают и в прокате, туриста по ним узнаешь без труда.
Вот и все, Андрей Петрович. Есть, конечно, варианты, но эти категории горнолыжного народца просматриваются очень уж четко. Есть еще однодневные туристы в шляпах и на высоких каблуках, есть промышляющие девицы, местные торгаши, и начальники. Но мы с вами бросили взгляд пока на лыжников, на канатку, на тех, кто, стремиться вверх.
Слушавший меня улыбнулся.
— Вы прямо Карл Линней, Александр Владимирович, «жар-птицы», «фазаны», «вороны», «соколы», «голуби», «воробьи». А ведь правда, нарисованная вами картина — весьма любопытная.
— Причем каждый стремится еще в следующую категорию, — подхватил я.
— Это ничего... Человек так уж устроен. Лишь бы в его действиях не было ничего общественно опасного.
Годы: 1988
Издание: «Физкультура и спорт»