Покорить Эверест. Часть 2
Часть 1 читать по ссылке.
«АМЕРИКАНЦЫ ДОСТИГЛИ ВЕРШИНЫ»
«Нью-Йорк Таймс» 3 мая 1963 ГОДА
В течение следующего месяца экспедиция установила Лагерь 2 (группу четырехместных палаток Eureca Draw-Tite) на высоте 6500 метров. Оттуда обе команды начали совершать акклиматизационные выходы в промежуточные лагеря, адаптируясь к высоте. Команда Южного седла, однако, добилась лучших результатов. К концу апреля они установили Лагерь 5, но у команды Западного ребра работало меньше шерпов, у альпинистов было меньше кислорода, и возникли проблемы с бензиновой лебедкой, которая отказывалась поднимать груз в Лагерь 3 на западном склоне.
1 мая, после установки Лагеря 6 на площадке всего в шестистах метрах от вершины, обе команды были готовы начать попытки подъема. Первыми — в шесть утра, при сильном ветре — стартовали Уитакер и Гомбу, вскоре за ними последовали Диренфурт и Анг Дава. «Мело так, что даже ног не было видно, — вспоминает тот день Уитакер. — Я осмотрелся и сказал: вперед, Гомбу, надо идти вперед!». Перед выходом альпинисты растопили снег, превратив его в воду, но вместо того, чтобы положить бутылки под куртки, оставили их в рюкзаках, поэтому вода замерзла в течение нескольких минут. «Что было ужасно глупо», — отметил Уитакер. Однако, несмотря на отсутствие питья, двойка достигла вершины к часу дня. А Гомбу думал о другом — главной мыслью (о чем он позже рассказал индийскому репортеру) был вопрос: «Как мы дойдем обратно?».
Это также беспокоило Уитакера, но в тот момент для него крайне важным было сходить в туалет. Недалеко от вершины он задержал Гомбу. «Я остановился, стянул штаны и пописал — лицом к Непалу, писаю в Тибет. Затем снял рюкзак, камера вывалилась и покатилась вниз — тоже к Непалу, потом остановилась. Я подумал — о, черт, придется ее оставить». Примерно так и работает разум на высоте 8500 метров… Но, к счастью для Уитакера и остального мира, он смог взять себя в руки — на камере были фотографии вершины. Он спустился вниз где-то на 25 метров в Непал и поднял фотоаппарат.
Диренфурт и Анг Дава, повернувшие назад с Южного седла, ждали Уитакера и Гомбу в Лагере 6. Во время их спуска радист Лагеря 2 передал на большую землю: «Коротыш и длинный вернулись!».
Диренфурту не удалось как следует снять восходителей наверху, поэтому он перенес съемку в Базовый лагерь, «притворившись», что это Лагерь 6. Кстати, во время записи один из коллег специально «полоскал» борт палатки, изображая ветер — пока Уитакер говорил по радио. Это видно на пленке — в фильме «Американцы на Эвересте» можно заметить, как Уитакер сначала смущается, а потом улыбается, когда камера перестает снимать. «Я думал, этого не заметят», — впоследствии отметил Диренфурт в аудиодневнике.
После того, как Уллман сообщил новости прессе, мир потребовал назвать имена двойки, поднявшейся на вершину. Журнал «Life» призывал Уллмана раскрыть секрет, в то время как Диренфурт возражал, опасаясь, что СМИ не захотят уделить должного внимания усилиям остальной части команды, включая его самого. «Life» не заплатил нам столько денег, сколько выделило Национальное географическое общество», — резюмировал Диренфурт.
СМИ прибегли к помощи посла США в Непале Генри Стеббинса, связавшегося с альпинистами по радио. Наконец, 9 мая Диренфурт отступил, хотя не был рад этому факту. «Будь я проклят, если в герои запишут только одного или двух человек», — сказал он. Руководитель знал, что он и Уитакер, первый американец на вершине, получат львиную долю общественного внимания. Но пройдет еще две недели, прежде чем мир узнает подробности восхождения...
«ВЕТЕР ЗАДЕРЖИВАЕТ СПУСК АЛЬПИНИСТОВ С ЭВЕРЕСТА»
«Лос-Анджелес Таймс», 18 мая 1963 г.
После недолгого затишья и празднования успешного подъема команды, альпинисты решили предпринять еще несколько попыток восхождений. Хорнбейн и Ансолд призывали всех пройти их новый маршрут — это состояние Диренфурт назвал в дневнике «патологическим фанатизмом». Хорнбейн же продолжал бороться за идею. И очень расстроился, услышав в Базовом лагере слова гляциолога Мэйнарда Миллара: «Вершина уже покорена — стоит сосредоточиться на исследованиях».
При подъеме на Эверест Уитакер и Гомбу использовали 75 из 95-ти баллонов кислорода, которые заготовила команда. Однако Диренфурт все равно хотел отправить вторую группу на восхождение. В следующую штурмовую двойку должны были войти Лютер «Лют» Джерстад (26 лет), и альпинист-ветеран Барри Бишоп, который в 1961 году совершил первопроход вершины Ама-Даблам (6848 м). Тем временем Ансолд, Хорнбейн, Корбет, Эмерсон, радиооператор экспедиции Эл Отен и пять шерпов занимались переноской грузов в Лагерь 3 и установкой Лагеря 4 на высоте 7600 метров. Однако буря 16 мая чуть не свела их усилия на нет.
Ансолд вспоминает: «Нас разбудили крики Эла Отена, утверждавшего, что палатки сдуло. Потребовалось некоторое время на то, чтобы осознать этот факт, но, наконец, мы решили, что стоит выйти наружу и посмотреть». На площадке, где должны были стоять несколько четырехместных палаток, альпинисты обнаружили только след, ведущий вниз, в темноту. Ансолд, Хорнбейн и Отен спустились на 40 с лишним метров вниз, в Тибет, где обнаружили перевернутые палатки — Корбет и шерпа Таши все еще были внутри. «Ни один из нас не пострадал... Я просто нащупал руками дно палатки, — вспоминал Корбет после экспедиции. — Пол стал потолком, а потолок — стеной. Мы не знали, в каком направлении вылезать». «А направление было чрезвычайно важно, — добавляет Отен. — Поскольку к югу от нас находилась серьезная расщелина, а мы были на вершине утеса высотой много-много тысяч метров».
Палатки были порваны, вспоминает Ансолд, осталась одна большая стойка, которая торчала из середины рваной ткани наподобие штыка. Материя колыхалась на ветру как флаг, весь в дырах и разрывах. Команда заглубила в снегу ледорубы и попыталась скрепить веревками то, что осталось от палаток, сделать своего рода сетку, чтобы удержать вещи. Корбет и Таши провели ночь в порванной палатке, а Отен поднялся вверх с Хорнбейном и Ансолдом. На следующее утро ветер усилился, порывы достигали скорости 160 км в час. Альпинисты лежали на склоне и цеплялись за ледорубы, чтобы их не унесло в небо над Китаем...
В конце концов, буря ослабла, но последовало неизбежное осознание ее последствий: труппа Западного ребра потеряла слишком много снаряжения, чтобы установить и снабдить последние два лагеря, которые нужно было разбить, чтобы достичь вершины. «Мы думали, [что] Западному ребру [подписан] смертный приговор», — вспоминал Корбет.
Но той ночью Хорнбейн придумал новый план; он растолкал спящего Ансолда и вызвал его на разговор. Родилась новая идея — вместо того, чтобы пытаться установить и снабдить два дополнительных лагеря выше Лагеря 6, альпинисты отнесут снаряжение на высоту 8200 метров и поставят единственную двухместную палатку, которая станет Лагерем 5. После этого команда поддержки спустится, а Хорнбейн и Ансолд проведут ночь наверху и будут пытаться пройти оставшиеся 600 метров на пути к вершине за один день. Потом они пройдут к Южному седлу и проведут ночь в уже установленном Лагере 6.
Когда первопроходцы послали радиограмму плана Диренфурту, тот сказал: «Мы с вами на все 200 процентов». И согласился задержать Бишопа и Джерстада, которые двигались в направлении вершины через Южное седло. Все они попытаются встретиться на макушке мира 22 мая, в день, который Диренфурт первоначально наметил как крайний срок сбора Базового лагеря и отправки домой.
После экспедиции Хорнбейн описал этот план как «одно последнее отчаянное усилие». По стандартам тех лет, пройти 1200 метров по крутому, непройденному маршруту, а затем спуститься по такому же незнакомому пути, было практически самоубийством. Все могло пойти не так, как надо, рельеф был слишком сложным, а снаряжение — слишком ограниченным, чтобы вернуться и спуститься по Западному ребру. Как у кошки, взбирающейся на дерево, у альпинистов не было возможности изменить курс. После того, как Корбет и шерпы оставили двойку в Лагере 5, им нужно было либо идти к вершине, либо умереть на горе.
Однако если все удастся, их победа войдет в историю! В то время только австриец Герман Буль (первым в одиночку поднявшийся на Нанга-Парбат без кислорода в 1953 году), мог бы сделать заявку на более смелое восхождение. Американская команда 1963 года отправилась наверх в старом «осадном стиле». Но 22 мая Хорнбейн и Ансолд возвестили новую эру смелого, легкого и быстрого восхождения, которое станет определять строгие стандарты современного альпинизма.
«ЧЕТЫРЕ АМЕРИКАНЦА СОВЕРШИЛИ НЕВОЗМОЖНУЮ ВСТРЕЧУ НА ВЕРШИНЕ МИРА; ДВОЕ ПОДНИМАЮТСЯ НА НЕДОСТУПНУЮ ВЕРШИНУ ЭВЕРЕСТА»
«Лос-Анджелес Ивнинг» и «Санди Экзаминер», 23 мая 1963 г.
Ночью 21 мая Корбет, Отен и группа из пяти шерпов довела Хорнбейна и Ансолда до выступа в 45 см шириной, чуть ниже полосы слоя песчаника, известного как «желтая лента». «Шерпа Анг Дордже поднялся к нам, — вспоминал Корбет в интервью после экспедиции. — Он тяжело дышал. Сел, не сняв рюкзака, опустил кислородную маску, взял в зубы сигарету и закурил. И это на высоте 8300 метров!».
Команда помогла ХорнбейнуиАнсолду расчистить участок для двухместной палатки и попрощалась, понимая, что они могли видеть друг друга в последний раз. «Все трое потом признались, что под масками были в слезах», — пишет Корбет. Той ночью Хорнбейн и Ансолд вдвоем съели порцию куриного супа с рисом, рассчитанную на четверых, и заели дольками грейпфрута. Хорнбейн написал письмо жене, которую он увидит снова, только если дойдет до вершины. Приблизительно в девять вечера Ансолд собрался выйти в туалет и Хорнбейн предложил привязать его к страховке. «Нет, спасибо, Том, — вспоминал Хорнбейн в книге “Эверест: Западное ребро”. — Гид может сходить в туалет самостоятельно».
В четыре утра альпинисты проснулись, поели, в темноте надели кошки, и около семи покинули лагерь. Сначала они прошли через кулуар, пересекавший «желтую ленту». Когда он сузился, им пришлось подниматься по склону, вбивая крюки в разрушенную породу. К полудню американцы достигли верхней части горы, но заблудились; они не могли понять, какой маршрут ведет к вершине. Казалось, ответ очевиден, но Ансолд заметил: «Гора так огромна, и когда вы посреди ее, все видится по-другому. Поэтому мы не могли различить, находимся ли в западном кулуаре, или в восточном».
Восходители послали радиограмму Уитакеру в Базовый лагерь, чтобы узнать, сможет ли он предложить направление, но тот практически ничего не видел из-за снежной бури. Когда Ансолд сказал Уитакеру, что они уже прошли точку невозврата, Уитакер немедленно потребовал, чтобы они вернулись назад. «Парни, я хочу, чтобы вы всё тщательно обдумали, — сказал Уитакер. — Мне не нравится, как все это звучит. Всегда необходим запасной вариант».
«Он был по-настоящему обеспокоен, — вспоминал Ансолд. — Главное, что мы получили от переговоров, была поддержка, которая слышалась в голосе Большого Джима. Кончено, я помню, мне было сложно сохранять спокойствие, понимая, откуда он говорит со мной. Сердце просто разрывалось». Хорнбейн и Ансолд решили, что траверс Западного ребра выведет их к вершине. В три часа дня они наткнулись на скалистую плиту и остановились перекусить. Почти в то же время, без ведома «соседей», или кого-либо еще в экспедиции, Бишоп и Джерстад находились на 300 метров ближе к вершине.
Команда поднялась где-то в 3:15 утра при сильном ветре. Хотя у них было радио (в 1963-м году нести его было весьма непросто), альпинисты не выходили на связь, чтобы Диренфурт и остальные не узнали о «несанкционированном» подъеме. По сегодняшним стандартам, Бишоп и Джерстад оказались на месте задолго до назначенного времени возврата. И когда не увидели следов команды Западного ребра, пошли вниз, предполагая, что их бросили.
У Хорнбейна и Ансолда практически не было времени на спуск. Когда они закончили восхождение к ребру, перед ними встал ряд скалистых утесов, которые потребовали бы три или четыре веревки восхитительного подъема по скале, а затем подъем по полуразрушенному известняку, вспоминал Хорнбейн, преуменьшавший сложности, ожидавшие их впереди. Они сняли кошки и начали подниматься — Ансолд первым — медленно продвигаясь к вершине, пока тянулся день; все еще не уверенные в том, как далеко придется идти. «Это было сплошное удовольствие — двигаться над ущельем, — говорил Ансолд. — Казалось, что мы совершаем восхождение где-то в Альпах».
Наконец, около 6:15 вечера Ансолд остановился и начал собирать веревку. В интервью после подъема он описал момент, когда увидел флаг, установленный Уитакером тремя неделями ранее. «Внезапно, продвигаясь вперед... с опущенной головой, я поднял глаза, и на расстоянии приблизительно 12-ти метров увидел впереди американский флаг, сияющий в косых лучах солнца и колеблющийся на ветру. Он завернулся вокруг покосившегося заборчика».
Слов у них больше не было. «Мы обменялись всего парой фраз, — позже вспоминал Ансолд. — Этот подъем нас очень сблизил и, конечно, стоило поделиться эмоциями. Хотелось подчеркнуть человеческие отношения, а не только сам факт покорения самой высокой горы мира».
Приближался закат, а нужно было пройти еще 600 метров спуска — времени на праздник не было. Тут Ансолд включил радио и Мейнард Миллер ответил из Лагеря 2. Он был вне себя от радости, но хотел узнать, видел ли Ансолд следы Бишопа и Джерстада. Да, ответил Ансолд. Была еле видная дорожка следов, которые в исчезающих серых сумерках стали дорогой жизни. «Без них, — вспоминает альпинист, — Я уверен, мы бы выбрали неправильную линию спуска».
В течение следующего часа двойка шла буквально вслепую. Они неуклюже спустились по веревке с известной «Ступени Хиллари» и скоро были окутаны темнотой. «Вилли был вне поля зрения… на седле, где Уитакер организовал ту самую «уборную» 21-м днем ранее, — вспоминал Хорнбейн. — Я закричал ему, чтобы подождал». Фонарь Ансолда почти погас, следов не было видно. Восходители все равно двигались вниз, пока Хорнбейн не предложил попробовать зажечь фонарь еще раз. Следы стали видны! Альпинисты закричали в темноту, и кто-то закричал в ответ.
«Первый раз в своей жизни я использовал международный сигнал бедствия — три коротких сигнала, три длинных, — вспоминал Ансолд. — Мы почти уже оставили надежду, когда внезапно услышали ответ». Бишоп и Джерстад все еще спускались, но сами заблудились и сели отдохнуть — опасное предзнаменование того, что люди готовы сдаться. Высота и ветер искажали звук, они могли быть в 30-ти или 300-х метрах от лагеря, но где — непонятно.
«Было около 7:30 вечера, когда мы в первый раз услышали голоса товарищей, — вспоминал Джерстад, читавший стихи, чтобы удостовериться, что не сошел с ума. — Мы кричали: «Кто там?». И снова кричали. Во второй или третий раз нам показалось, что звук идет сверху». Хорнбейн пополз вниз через темноту к голосам, но внезапно упал. «Он двинулся с края и исчез, — вспоминал Ансолд. — И повис на страховке: я услышал серьезный хруст. Возможно, пару ребер он сломал».
Два часа спустя Хорнбейн и Ансолд натолкнулись на две сгорбившихся фигуры — Бишоп и Джерстад, которые уже перестали двигаться. Было 9:30 вечера, и альпинисты находились примерно на полпути между Лагерем 6 и вершиной. Они шли уже в течение 14-ти часов, и только у Хорнбейна (кислородный регулятор которого, вероятно, работал со сбоями) оставалось немного кислорода в баллоне. Бишопу было хуже всех. Хорнбейн выудил из кармана пару таблеток декседрина (амфетамин) и дал одну Бишопу, а другую — Джерстаду.
«Мы продолжали идти вперед и вперед, спотыкаясь, падая, и поднимаясь снова. Стараясь будить Барри, когда он засыпал, — рассказывает Ансолд. — Он садился и сразу отключался. Мы чувствовали себя загнанными животными. Но инстинкты у гидов не пропадают — мы готовы были снять с Бишопа кожу, чтобы поставить его на ноги. Продолжали говорить: «Любой может пройти 30 метров... Это всего лишь еще 30 метров!».
В 12:30 ночи изможденная и недалеко продвинувшаяся группа наконец решила сделать привал. Даже с современным снаряжением ночевка на высоте больше 8500 метров без палатки или спального мешка — часто смертный приговор. И практически гарантирует потерю пальцев от обморожения... Герман Буль провел ночь на вершине Нанга-Парбат — и выжил; итальянский альпинист Вальтер Бонатти во время первого подъема на К2 в 1954-м пережил холодную ночевку без ущерба здоровью немногим выше 7900 метров (хотя его шерпа, Амир Махди, серьезно обморозился). Но выше 8000 метров всё гораздо опаснее; фактически, эти четыре альпиниста находились выше, чем любая другая вершина в мире...
Над равнинами Индии на востоке пронеслась гроза. Луны видно не было. Альпинисты могли погибнуть, но, несмотря на температуру минус 18 градусов, ночь выдалась необычно спокойной. После ни один из участников экспедиции не вспоминал о сложностях. В обсуждении той ночи, записанном несколько недель спустя в Катманду, восходители как бойскауты гордо вспоминают «о походе на выходных».
Джерстад: «Вилли и Том нашли хорошее место, Барри свернулся в клубок, а я бродил по площадке, и даже не смотрел, куда шел. Чуть не упал со скалы, пока искал место, где лечь».
Бишоп: «Каждый раз, когда я открывал глаза, приходил в восторг от окружающих видов... И всю ночь пробовал шевелить пальцами ног в ботинках — не мог определить, двигались они, или нет».
Джерстад: «У меня в рюкзаке лежали кошки. Это тебя я пинал всю ночь?».
Бишоп: «Угу. Прямо по правой почке».
В качестве профилактики обморожения Ансолд снял с Хорнбейна ботинки и носки и массировал ему ноги, грея их о свой живот; вероятно, это единственная причина, почему Хорнбейн сохранил пальцы ног. «Я ничего не чувствовал… но Ансолд массировал ноги, по крайней мере, полчаса, — вспоминал Хорнбейн. — В тот момент я думал, что если мои ступни находятся у него на животе, должен ли я чувствовать, что живот волосатый? Но я не чувствовал».
Небо посветлело в 4:30, но альпинисты оставались на месте, пока час спустя не вышло солнце. Во время спуска Бишоп все еще был не в себе: «Я помню, что Том гладил меня по голове, как собаку, знаете, будто подбадривая меня. Вилли тоже понемногу терял контроль». «Мы оставили двойку позади, не понимая, насколько утомлены, ребята — говорил Хорнбейн. — Завернули за скалы и встретили Дейва [Дингмана], который нас ожидал... Позже он сказал что собирался идти искать тела Люта и Барри».
В самом конце записи Бишоп задал коронный вопрос: «Лют, я пытался вспомнить, что мы ели?..». Джерстад: «Тарелку супа. Вот и все, только тарелку супа… Нет, у нас были печеные бобы, оставшиеся от индийской экспедиции... Мы еще задавались вопросом, получим ли отравление трупным ядом?..». Хорнбейн: «У нас было немного сыра». Джерстад: «У вас был сыр?!».
«ВЕРТОЛЕТ ВЫВЕЗЕТ ДВОИХ С ЭВЕРЕСТА: АЛЬПИНИСТОВ БУДУТ ЛЕЧИТЬ ОТ ОБМОРОЖЕНИЯ ПАЛЬЦЕВ НОГ»
«Нью-Йорк Таймс», 25 мая 1963 г.
К 10:30 вечера после короткой остановки, чтобы поспать и выпить чая в Лагере 6, измученная группа добралась до Лагеря 2 — через каких-то 40 часов после того, как начала подъем днем раньше. На склоне Лхоцзе в ходе спуска Ансолд радировал жене Джолин, ожидавшей в американском посольстве в Катманду, и передал: «Я обещаю, что это будет моим последним восхождением в больших горах». «Не подведи, — ответила Джолин. — У меня здесь много свидетелей». Пальцы ног у альпинистов были отморожены. А следующим утром им предстоял еще один проход через ледопад... Еще через день американцы остановились у места, где погиб Брейтенбах. «Я подумал: «Ну, Джейк, мы прошли гору за тебя», — вспоминает Бишоп. Группа попросила местного камнереза вырезать имя погибшего на близлежащей скале (тело Брейтенбаха было поднято из ледопада только в 1969 году).
От Базового лагеря Бишопа и Ансолда шерпы несли до Намче-Базара, откуда вертолет забрал их в Катманду. Ансолд потерял девять пальцев ног, Бишоп — все десять. Как и ожидалось, пресса отнеслась к героическому поступку двойки, как к дополнительному бонусу подвига Уитакера. А не как к венцу достижений мирового альпинизма. Хотя журналы «Life» и «National Geographic» приложили все усилия, чтобы объяснить значение штурма Западного ребра. Южный маршрут затмил эти достижения. Именно Уитакер стал лицом экспедиции. Он получил звездную роль в истории Орсона Уэллса «Американцы на Эвересте», и стал самым знаменитым человеком в Сиэтле. А в 1970 году был назначен исполнительным директором
компании REI — известного производителя аутдор-снаряжения из Сиэтла.
Однако за эти годы книга Хорнбейна «Эверест: Западное ребро» нашла своих читателей в альпинистском сообществе. В книге «В разреженном воздухе» Джон Кракауэр называет Хорнбейна и Ансолда неоцененными героями; недавно он написал новое предисловие к юбилейному переизданию книги Хорнбейна. А в феврале 2012 года Уитакер, Хорнбейн Диренфурт и Дингман встретились на ежегодном благотворительном обеде Американского альпинистского клуба в Сан-Франциско в ознаменование 50-й годовщины экспедиции.
Ансолд, самый разговорчивый член команды, никогда не писал книг, но его карьера достойна всяческого внимания. Опытный гид стал профессором философии и образования в государственном колледже Эвергрин в Вашингтоне. Несмотря на обещание прекратить ходить в большие горы, в 1976 году Ансолд отправился в Гималаи со своей дочерью, чтобы попытаться взойти на вершину, в честь которой дочь получила имя Нанда Деви.
История закончилась печально — во время восхождения Деви Ансолд умерла от горной болезни в высотном лагере, в присутствии отца и жениха. Вилли Ансолд не стал умалчивать об инциденте и включил этот случай в свои лекции, стараясь говорить о трагедии с улыбкой. Два года спустя Ансолд вместе с одним из своих студентов погиб под лавиной на вершине Райнер близ Сиэтла. И хотя Ансолд сам не оставил воспоминаний, книгу о его жизни написали, и даже две — эта история стала предметом двух биографий: «Невезучий альпинист» Роберта Ропера и книги «Восхождение», написанной биографом семьи Кеннеди Лоренсом Лимером. Знаменитый Роберт Редфорд на основе «Восхождения» сделал два сценария, но ни по одному из них фильм снят не был.
Несмотря ни на что, жизнь продолжается. Конрад Анкер, один из наиболее уважаемых альпинистов Америки, отмечает перспективность восхождения 1963-го года. И в качестве примера приводит историю подъема на легендарную вершину США —Эль Капитан. Он был осуществлен в ту же эру, в 1958 году. Первопроход занял 47 дней, хотя сегодня некоторые альпинисты могут пройти маршрут за несколько часов.
Западное ребро до сих пор — в числе наиболее сложных гималайских маршрутов, и, вероятно, это всегда будет так. В течение 50-ти лет только 17 альпинистов повторили разные варианты подъема Хорнбейна и Ансолда, а 13 погибли, пытаясь это сделать.
Как и все большие подвиги альпинизма, Западное ребро подвластно только тем, кто полностью отдает себя задаче. Возможно, лучше всего сказал об этом Хорнбейн, описывая свое состояние в последний день восхождения как «полное чувство отчуждения от всего в мире, всего, что имеет значение — семья, дети... Только вершина Эвереста имела смысл. И только гора над нами манила меня».
«АМЕРИКАНЦЫ ДОСТИГЛИ ВЕРШИНЫ»
«Нью-Йорк Таймс» 3 мая 1963 ГОДА
В течение следующего месяца экспедиция установила Лагерь 2 (группу четырехместных палаток Eureca Draw-Tite) на высоте 6500 метров. Оттуда обе команды начали совершать акклиматизационные выходы в промежуточные лагеря, адаптируясь к высоте. Команда Южного седла, однако, добилась лучших результатов. К концу апреля они установили Лагерь 5, но у команды Западного ребра работало меньше шерпов, у альпинистов было меньше кислорода, и возникли проблемы с бензиновой лебедкой, которая отказывалась поднимать груз в Лагерь 3 на западном склоне.
1 мая, после установки Лагеря 6 на площадке всего в шестистах метрах от вершины, обе команды были готовы начать попытки подъема. Первыми — в шесть утра, при сильном ветре — стартовали Уитакер и Гомбу, вскоре за ними последовали Диренфурт и Анг Дава. «Мело так, что даже ног не было видно, — вспоминает тот день Уитакер. — Я осмотрелся и сказал: вперед, Гомбу, надо идти вперед!». Перед выходом альпинисты растопили снег, превратив его в воду, но вместо того, чтобы положить бутылки под куртки, оставили их в рюкзаках, поэтому вода замерзла в течение нескольких минут. «Что было ужасно глупо», — отметил Уитакер. Однако, несмотря на отсутствие питья, двойка достигла вершины к часу дня. А Гомбу думал о другом — главной мыслью (о чем он позже рассказал индийскому репортеру) был вопрос: «Как мы дойдем обратно?».
Это также беспокоило Уитакера, но в тот момент для него крайне важным было сходить в туалет. Недалеко от вершины он задержал Гомбу. «Я остановился, стянул штаны и пописал — лицом к Непалу, писаю в Тибет. Затем снял рюкзак, камера вывалилась и покатилась вниз — тоже к Непалу, потом остановилась. Я подумал — о, черт, придется ее оставить». Примерно так и работает разум на высоте 8500 метров… Но, к счастью для Уитакера и остального мира, он смог взять себя в руки — на камере были фотографии вершины. Он спустился вниз где-то на 25 метров в Непал и поднял фотоаппарат.
Диренфурт и Анг Дава, повернувшие назад с Южного седла, ждали Уитакера и Гомбу в Лагере 6. Во время их спуска радист Лагеря 2 передал на большую землю: «Коротыш и длинный вернулись!».
Диренфурту не удалось как следует снять восходителей наверху, поэтому он перенес съемку в Базовый лагерь, «притворившись», что это Лагерь 6. Кстати, во время записи один из коллег специально «полоскал» борт палатки, изображая ветер — пока Уитакер говорил по радио. Это видно на пленке — в фильме «Американцы на Эвересте» можно заметить, как Уитакер сначала смущается, а потом улыбается, когда камера перестает снимать. «Я думал, этого не заметят», — впоследствии отметил Диренфурт в аудиодневнике.
После того, как Уллман сообщил новости прессе, мир потребовал назвать имена двойки, поднявшейся на вершину. Журнал «Life» призывал Уллмана раскрыть секрет, в то время как Диренфурт возражал, опасаясь, что СМИ не захотят уделить должного внимания усилиям остальной части команды, включая его самого. «Life» не заплатил нам столько денег, сколько выделило Национальное географическое общество», — резюмировал Диренфурт.
СМИ прибегли к помощи посла США в Непале Генри Стеббинса, связавшегося с альпинистами по радио. Наконец, 9 мая Диренфурт отступил, хотя не был рад этому факту. «Будь я проклят, если в герои запишут только одного или двух человек», — сказал он. Руководитель знал, что он и Уитакер, первый американец на вершине, получат львиную долю общественного внимания. Но пройдет еще две недели, прежде чем мир узнает подробности восхождения...
«ВЕТЕР ЗАДЕРЖИВАЕТ СПУСК АЛЬПИНИСТОВ С ЭВЕРЕСТА»
«Лос-Анджелес Таймс», 18 мая 1963 г.
После недолгого затишья и празднования успешного подъема команды, альпинисты решили предпринять еще несколько попыток восхождений. Хорнбейн и Ансолд призывали всех пройти их новый маршрут — это состояние Диренфурт назвал в дневнике «патологическим фанатизмом». Хорнбейн же продолжал бороться за идею. И очень расстроился, услышав в Базовом лагере слова гляциолога Мэйнарда Миллара: «Вершина уже покорена — стоит сосредоточиться на исследованиях».
При подъеме на Эверест Уитакер и Гомбу использовали 75 из 95-ти баллонов кислорода, которые заготовила команда. Однако Диренфурт все равно хотел отправить вторую группу на восхождение. В следующую штурмовую двойку должны были войти Лютер «Лют» Джерстад (26 лет), и альпинист-ветеран Барри Бишоп, который в 1961 году совершил первопроход вершины Ама-Даблам (6848 м). Тем временем Ансолд, Хорнбейн, Корбет, Эмерсон, радиооператор экспедиции Эл Отен и пять шерпов занимались переноской грузов в Лагерь 3 и установкой Лагеря 4 на высоте 7600 метров. Однако буря 16 мая чуть не свела их усилия на нет.
Ансолд вспоминает: «Нас разбудили крики Эла Отена, утверждавшего, что палатки сдуло. Потребовалось некоторое время на то, чтобы осознать этот факт, но, наконец, мы решили, что стоит выйти наружу и посмотреть». На площадке, где должны были стоять несколько четырехместных палаток, альпинисты обнаружили только след, ведущий вниз, в темноту. Ансолд, Хорнбейн и Отен спустились на 40 с лишним метров вниз, в Тибет, где обнаружили перевернутые палатки — Корбет и шерпа Таши все еще были внутри. «Ни один из нас не пострадал... Я просто нащупал руками дно палатки, — вспоминал Корбет после экспедиции. — Пол стал потолком, а потолок — стеной. Мы не знали, в каком направлении вылезать». «А направление было чрезвычайно важно, — добавляет Отен. — Поскольку к югу от нас находилась серьезная расщелина, а мы были на вершине утеса высотой много-много тысяч метров».
Палатки были порваны, вспоминает Ансолд, осталась одна большая стойка, которая торчала из середины рваной ткани наподобие штыка. Материя колыхалась на ветру как флаг, весь в дырах и разрывах. Команда заглубила в снегу ледорубы и попыталась скрепить веревками то, что осталось от палаток, сделать своего рода сетку, чтобы удержать вещи. Корбет и Таши провели ночь в порванной палатке, а Отен поднялся вверх с Хорнбейном и Ансолдом. На следующее утро ветер усилился, порывы достигали скорости 160 км в час. Альпинисты лежали на склоне и цеплялись за ледорубы, чтобы их не унесло в небо над Китаем...
В конце концов, буря ослабла, но последовало неизбежное осознание ее последствий: труппа Западного ребра потеряла слишком много снаряжения, чтобы установить и снабдить последние два лагеря, которые нужно было разбить, чтобы достичь вершины. «Мы думали, [что] Западному ребру [подписан] смертный приговор», — вспоминал Корбет.
Но той ночью Хорнбейн придумал новый план; он растолкал спящего Ансолда и вызвал его на разговор. Родилась новая идея — вместо того, чтобы пытаться установить и снабдить два дополнительных лагеря выше Лагеря 6, альпинисты отнесут снаряжение на высоту 8200 метров и поставят единственную двухместную палатку, которая станет Лагерем 5. После этого команда поддержки спустится, а Хорнбейн и Ансолд проведут ночь наверху и будут пытаться пройти оставшиеся 600 метров на пути к вершине за один день. Потом они пройдут к Южному седлу и проведут ночь в уже установленном Лагере 6.
Когда первопроходцы послали радиограмму плана Диренфурту, тот сказал: «Мы с вами на все 200 процентов». И согласился задержать Бишопа и Джерстада, которые двигались в направлении вершины через Южное седло. Все они попытаются встретиться на макушке мира 22 мая, в день, который Диренфурт первоначально наметил как крайний срок сбора Базового лагеря и отправки домой.
После экспедиции Хорнбейн описал этот план как «одно последнее отчаянное усилие». По стандартам тех лет, пройти 1200 метров по крутому, непройденному маршруту, а затем спуститься по такому же незнакомому пути, было практически самоубийством. Все могло пойти не так, как надо, рельеф был слишком сложным, а снаряжение — слишком ограниченным, чтобы вернуться и спуститься по Западному ребру. Как у кошки, взбирающейся на дерево, у альпинистов не было возможности изменить курс. После того, как Корбет и шерпы оставили двойку в Лагере 5, им нужно было либо идти к вершине, либо умереть на горе.
Однако если все удастся, их победа войдет в историю! В то время только австриец Герман Буль (первым в одиночку поднявшийся на Нанга-Парбат без кислорода в 1953 году), мог бы сделать заявку на более смелое восхождение. Американская команда 1963 года отправилась наверх в старом «осадном стиле». Но 22 мая Хорнбейн и Ансолд возвестили новую эру смелого, легкого и быстрого восхождения, которое станет определять строгие стандарты современного альпинизма.
«ЧЕТЫРЕ АМЕРИКАНЦА СОВЕРШИЛИ НЕВОЗМОЖНУЮ ВСТРЕЧУ НА ВЕРШИНЕ МИРА; ДВОЕ ПОДНИМАЮТСЯ НА НЕДОСТУПНУЮ ВЕРШИНУ ЭВЕРЕСТА»
«Лос-Анджелес Ивнинг» и «Санди Экзаминер», 23 мая 1963 г.
Ночью 21 мая Корбет, Отен и группа из пяти шерпов довела Хорнбейна и Ансолда до выступа в 45 см шириной, чуть ниже полосы слоя песчаника, известного как «желтая лента». «Шерпа Анг Дордже поднялся к нам, — вспоминал Корбет в интервью после экспедиции. — Он тяжело дышал. Сел, не сняв рюкзака, опустил кислородную маску, взял в зубы сигарету и закурил. И это на высоте 8300 метров!».
Команда помогла ХорнбейнуиАнсолду расчистить участок для двухместной палатки и попрощалась, понимая, что они могли видеть друг друга в последний раз. «Все трое потом признались, что под масками были в слезах», — пишет Корбет. Той ночью Хорнбейн и Ансолд вдвоем съели порцию куриного супа с рисом, рассчитанную на четверых, и заели дольками грейпфрута. Хорнбейн написал письмо жене, которую он увидит снова, только если дойдет до вершины. Приблизительно в девять вечера Ансолд собрался выйти в туалет и Хорнбейн предложил привязать его к страховке. «Нет, спасибо, Том, — вспоминал Хорнбейн в книге “Эверест: Западное ребро”. — Гид может сходить в туалет самостоятельно».
В четыре утра альпинисты проснулись, поели, в темноте надели кошки, и около семи покинули лагерь. Сначала они прошли через кулуар, пересекавший «желтую ленту». Когда он сузился, им пришлось подниматься по склону, вбивая крюки в разрушенную породу. К полудню американцы достигли верхней части горы, но заблудились; они не могли понять, какой маршрут ведет к вершине. Казалось, ответ очевиден, но Ансолд заметил: «Гора так огромна, и когда вы посреди ее, все видится по-другому. Поэтому мы не могли различить, находимся ли в западном кулуаре, или в восточном».
Восходители послали радиограмму Уитакеру в Базовый лагерь, чтобы узнать, сможет ли он предложить направление, но тот практически ничего не видел из-за снежной бури. Когда Ансолд сказал Уитакеру, что они уже прошли точку невозврата, Уитакер немедленно потребовал, чтобы они вернулись назад. «Парни, я хочу, чтобы вы всё тщательно обдумали, — сказал Уитакер. — Мне не нравится, как все это звучит. Всегда необходим запасной вариант».
«Он был по-настоящему обеспокоен, — вспоминал Ансолд. — Главное, что мы получили от переговоров, была поддержка, которая слышалась в голосе Большого Джима. Кончено, я помню, мне было сложно сохранять спокойствие, понимая, откуда он говорит со мной. Сердце просто разрывалось». Хорнбейн и Ансолд решили, что траверс Западного ребра выведет их к вершине. В три часа дня они наткнулись на скалистую плиту и остановились перекусить. Почти в то же время, без ведома «соседей», или кого-либо еще в экспедиции, Бишоп и Джерстад находились на 300 метров ближе к вершине.
Команда поднялась где-то в 3:15 утра при сильном ветре. Хотя у них было радио (в 1963-м году нести его было весьма непросто), альпинисты не выходили на связь, чтобы Диренфурт и остальные не узнали о «несанкционированном» подъеме. По сегодняшним стандартам, Бишоп и Джерстад оказались на месте задолго до назначенного времени возврата. И когда не увидели следов команды Западного ребра, пошли вниз, предполагая, что их бросили.
У Хорнбейна и Ансолда практически не было времени на спуск. Когда они закончили восхождение к ребру, перед ними встал ряд скалистых утесов, которые потребовали бы три или четыре веревки восхитительного подъема по скале, а затем подъем по полуразрушенному известняку, вспоминал Хорнбейн, преуменьшавший сложности, ожидавшие их впереди. Они сняли кошки и начали подниматься — Ансолд первым — медленно продвигаясь к вершине, пока тянулся день; все еще не уверенные в том, как далеко придется идти. «Это было сплошное удовольствие — двигаться над ущельем, — говорил Ансолд. — Казалось, что мы совершаем восхождение где-то в Альпах».
Наконец, около 6:15 вечера Ансолд остановился и начал собирать веревку. В интервью после подъема он описал момент, когда увидел флаг, установленный Уитакером тремя неделями ранее. «Внезапно, продвигаясь вперед... с опущенной головой, я поднял глаза, и на расстоянии приблизительно 12-ти метров увидел впереди американский флаг, сияющий в косых лучах солнца и колеблющийся на ветру. Он завернулся вокруг покосившегося заборчика».
Слов у них больше не было. «Мы обменялись всего парой фраз, — позже вспоминал Ансолд. — Этот подъем нас очень сблизил и, конечно, стоило поделиться эмоциями. Хотелось подчеркнуть человеческие отношения, а не только сам факт покорения самой высокой горы мира».
Приближался закат, а нужно было пройти еще 600 метров спуска — времени на праздник не было. Тут Ансолд включил радио и Мейнард Миллер ответил из Лагеря 2. Он был вне себя от радости, но хотел узнать, видел ли Ансолд следы Бишопа и Джерстада. Да, ответил Ансолд. Была еле видная дорожка следов, которые в исчезающих серых сумерках стали дорогой жизни. «Без них, — вспоминает альпинист, — Я уверен, мы бы выбрали неправильную линию спуска».
В течение следующего часа двойка шла буквально вслепую. Они неуклюже спустились по веревке с известной «Ступени Хиллари» и скоро были окутаны темнотой. «Вилли был вне поля зрения… на седле, где Уитакер организовал ту самую «уборную» 21-м днем ранее, — вспоминал Хорнбейн. — Я закричал ему, чтобы подождал». Фонарь Ансолда почти погас, следов не было видно. Восходители все равно двигались вниз, пока Хорнбейн не предложил попробовать зажечь фонарь еще раз. Следы стали видны! Альпинисты закричали в темноту, и кто-то закричал в ответ.
«Первый раз в своей жизни я использовал международный сигнал бедствия — три коротких сигнала, три длинных, — вспоминал Ансолд. — Мы почти уже оставили надежду, когда внезапно услышали ответ». Бишоп и Джерстад все еще спускались, но сами заблудились и сели отдохнуть — опасное предзнаменование того, что люди готовы сдаться. Высота и ветер искажали звук, они могли быть в 30-ти или 300-х метрах от лагеря, но где — непонятно.
«Было около 7:30 вечера, когда мы в первый раз услышали голоса товарищей, — вспоминал Джерстад, читавший стихи, чтобы удостовериться, что не сошел с ума. — Мы кричали: «Кто там?». И снова кричали. Во второй или третий раз нам показалось, что звук идет сверху». Хорнбейн пополз вниз через темноту к голосам, но внезапно упал. «Он двинулся с края и исчез, — вспоминал Ансолд. — И повис на страховке: я услышал серьезный хруст. Возможно, пару ребер он сломал».
Два часа спустя Хорнбейн и Ансолд натолкнулись на две сгорбившихся фигуры — Бишоп и Джерстад, которые уже перестали двигаться. Было 9:30 вечера, и альпинисты находились примерно на полпути между Лагерем 6 и вершиной. Они шли уже в течение 14-ти часов, и только у Хорнбейна (кислородный регулятор которого, вероятно, работал со сбоями) оставалось немного кислорода в баллоне. Бишопу было хуже всех. Хорнбейн выудил из кармана пару таблеток декседрина (амфетамин) и дал одну Бишопу, а другую — Джерстаду.
«Мы продолжали идти вперед и вперед, спотыкаясь, падая, и поднимаясь снова. Стараясь будить Барри, когда он засыпал, — рассказывает Ансолд. — Он садился и сразу отключался. Мы чувствовали себя загнанными животными. Но инстинкты у гидов не пропадают — мы готовы были снять с Бишопа кожу, чтобы поставить его на ноги. Продолжали говорить: «Любой может пройти 30 метров... Это всего лишь еще 30 метров!».
В 12:30 ночи изможденная и недалеко продвинувшаяся группа наконец решила сделать привал. Даже с современным снаряжением ночевка на высоте больше 8500 метров без палатки или спального мешка — часто смертный приговор. И практически гарантирует потерю пальцев от обморожения... Герман Буль провел ночь на вершине Нанга-Парбат — и выжил; итальянский альпинист Вальтер Бонатти во время первого подъема на К2 в 1954-м пережил холодную ночевку без ущерба здоровью немногим выше 7900 метров (хотя его шерпа, Амир Махди, серьезно обморозился). Но выше 8000 метров всё гораздо опаснее; фактически, эти четыре альпиниста находились выше, чем любая другая вершина в мире...
Над равнинами Индии на востоке пронеслась гроза. Луны видно не было. Альпинисты могли погибнуть, но, несмотря на температуру минус 18 градусов, ночь выдалась необычно спокойной. После ни один из участников экспедиции не вспоминал о сложностях. В обсуждении той ночи, записанном несколько недель спустя в Катманду, восходители как бойскауты гордо вспоминают «о походе на выходных».
Джерстад: «Вилли и Том нашли хорошее место, Барри свернулся в клубок, а я бродил по площадке, и даже не смотрел, куда шел. Чуть не упал со скалы, пока искал место, где лечь».
Бишоп: «Каждый раз, когда я открывал глаза, приходил в восторг от окружающих видов... И всю ночь пробовал шевелить пальцами ног в ботинках — не мог определить, двигались они, или нет».
Джерстад: «У меня в рюкзаке лежали кошки. Это тебя я пинал всю ночь?».
Бишоп: «Угу. Прямо по правой почке».
В качестве профилактики обморожения Ансолд снял с Хорнбейна ботинки и носки и массировал ему ноги, грея их о свой живот; вероятно, это единственная причина, почему Хорнбейн сохранил пальцы ног. «Я ничего не чувствовал… но Ансолд массировал ноги, по крайней мере, полчаса, — вспоминал Хорнбейн. — В тот момент я думал, что если мои ступни находятся у него на животе, должен ли я чувствовать, что живот волосатый? Но я не чувствовал».
Небо посветлело в 4:30, но альпинисты оставались на месте, пока час спустя не вышло солнце. Во время спуска Бишоп все еще был не в себе: «Я помню, что Том гладил меня по голове, как собаку, знаете, будто подбадривая меня. Вилли тоже понемногу терял контроль». «Мы оставили двойку позади, не понимая, насколько утомлены, ребята — говорил Хорнбейн. — Завернули за скалы и встретили Дейва [Дингмана], который нас ожидал... Позже он сказал что собирался идти искать тела Люта и Барри».
В самом конце записи Бишоп задал коронный вопрос: «Лют, я пытался вспомнить, что мы ели?..». Джерстад: «Тарелку супа. Вот и все, только тарелку супа… Нет, у нас были печеные бобы, оставшиеся от индийской экспедиции... Мы еще задавались вопросом, получим ли отравление трупным ядом?..». Хорнбейн: «У нас было немного сыра». Джерстад: «У вас был сыр?!».
«ВЕРТОЛЕТ ВЫВЕЗЕТ ДВОИХ С ЭВЕРЕСТА: АЛЬПИНИСТОВ БУДУТ ЛЕЧИТЬ ОТ ОБМОРОЖЕНИЯ ПАЛЬЦЕВ НОГ»
«Нью-Йорк Таймс», 25 мая 1963 г.
К 10:30 вечера после короткой остановки, чтобы поспать и выпить чая в Лагере 6, измученная группа добралась до Лагеря 2 — через каких-то 40 часов после того, как начала подъем днем раньше. На склоне Лхоцзе в ходе спуска Ансолд радировал жене Джолин, ожидавшей в американском посольстве в Катманду, и передал: «Я обещаю, что это будет моим последним восхождением в больших горах». «Не подведи, — ответила Джолин. — У меня здесь много свидетелей». Пальцы ног у альпинистов были отморожены. А следующим утром им предстоял еще один проход через ледопад... Еще через день американцы остановились у места, где погиб Брейтенбах. «Я подумал: «Ну, Джейк, мы прошли гору за тебя», — вспоминает Бишоп. Группа попросила местного камнереза вырезать имя погибшего на близлежащей скале (тело Брейтенбаха было поднято из ледопада только в 1969 году).
От Базового лагеря Бишопа и Ансолда шерпы несли до Намче-Базара, откуда вертолет забрал их в Катманду. Ансолд потерял девять пальцев ног, Бишоп — все десять. Как и ожидалось, пресса отнеслась к героическому поступку двойки, как к дополнительному бонусу подвига Уитакера. А не как к венцу достижений мирового альпинизма. Хотя журналы «Life» и «National Geographic» приложили все усилия, чтобы объяснить значение штурма Западного ребра. Южный маршрут затмил эти достижения. Именно Уитакер стал лицом экспедиции. Он получил звездную роль в истории Орсона Уэллса «Американцы на Эвересте», и стал самым знаменитым человеком в Сиэтле. А в 1970 году был назначен исполнительным директором
компании REI — известного производителя аутдор-снаряжения из Сиэтла.
Однако за эти годы книга Хорнбейна «Эверест: Западное ребро» нашла своих читателей в альпинистском сообществе. В книге «В разреженном воздухе» Джон Кракауэр называет Хорнбейна и Ансолда неоцененными героями; недавно он написал новое предисловие к юбилейному переизданию книги Хорнбейна. А в феврале 2012 года Уитакер, Хорнбейн Диренфурт и Дингман встретились на ежегодном благотворительном обеде Американского альпинистского клуба в Сан-Франциско в ознаменование 50-й годовщины экспедиции.
Ансолд, самый разговорчивый член команды, никогда не писал книг, но его карьера достойна всяческого внимания. Опытный гид стал профессором философии и образования в государственном колледже Эвергрин в Вашингтоне. Несмотря на обещание прекратить ходить в большие горы, в 1976 году Ансолд отправился в Гималаи со своей дочерью, чтобы попытаться взойти на вершину, в честь которой дочь получила имя Нанда Деви.
История закончилась печально — во время восхождения Деви Ансолд умерла от горной болезни в высотном лагере, в присутствии отца и жениха. Вилли Ансолд не стал умалчивать об инциденте и включил этот случай в свои лекции, стараясь говорить о трагедии с улыбкой. Два года спустя Ансолд вместе с одним из своих студентов погиб под лавиной на вершине Райнер близ Сиэтла. И хотя Ансолд сам не оставил воспоминаний, книгу о его жизни написали, и даже две — эта история стала предметом двух биографий: «Невезучий альпинист» Роберта Ропера и книги «Восхождение», написанной биографом семьи Кеннеди Лоренсом Лимером. Знаменитый Роберт Редфорд на основе «Восхождения» сделал два сценария, но ни по одному из них фильм снят не был.
Несмотря ни на что, жизнь продолжается. Конрад Анкер, один из наиболее уважаемых альпинистов Америки, отмечает перспективность восхождения 1963-го года. И в качестве примера приводит историю подъема на легендарную вершину США —Эль Капитан. Он был осуществлен в ту же эру, в 1958 году. Первопроход занял 47 дней, хотя сегодня некоторые альпинисты могут пройти маршрут за несколько часов.
Западное ребро до сих пор — в числе наиболее сложных гималайских маршрутов, и, вероятно, это всегда будет так. В течение 50-ти лет только 17 альпинистов повторили разные варианты подъема Хорнбейна и Ансолда, а 13 погибли, пытаясь это сделать.
Как и все большие подвиги альпинизма, Западное ребро подвластно только тем, кто полностью отдает себя задаче. Возможно, лучше всего сказал об этом Хорнбейн, описывая свое состояние в последний день восхождения как «полное чувство отчуждения от всего в мире, всего, что имеет значение — семья, дети... Только вершина Эвереста имела смысл. И только гора над нами манила меня».
Автор: Наташа Полетаева
Издание: Другое