О горах, работе над собой и мамской доле

Даша Зарина — призер чемпионатов России по фрирайду, а сегодня — докторант нейробиологической лаборатории Ариэльского университета (Израиль). В 2008 году о том, что такое фрирайд, с ней поговорила Лена Дмитренко для журнала «Риск».

Журнал: «Риск» № 30, 2008 год
Текст: Елена Дмитренко
Фото: Слава Рунич, Андрей Британишский, Андрей Жихарев, Александр Гарбузов

Познакомились мы с Дашкой случайно. Благодаря дюже охочему до женского полу
приятелю. Заползаю в Интернет-кафе в Терсколе, а он уже нашел с питерской
барышней общих знакомых и договаривается о «прийти в гости». В другой
ситуации не знаю, зацепились бы мы друг за друга или нет... Но вот я уже
записываю телефонный номер.
— Как тебя обозвать-то?
— Пиши Дашка! Меня все так называют.

И понеслась — ночные разговоры за жизнь, совместные вылазки на Чегет,
танцы в «Рахате». Уже потом, после возвращения в Москву — созвоны то ей
с Чегетом, то с Красной Поляной и опять же разговоры, разговоры!

Подводя итоги года, я однозначно определила для себя «Знакомством года» именно эту встречу! И теперь хочу познакомить с Дашей вас!

— Расскажи, Дашка, как ты дошла до жизни такой...

— Я начинала кататься в 8 лет с мамой. А лет в 12 меня отдали в СДЮШОР в Можайском. Там я досоревновалась до 1-го взрослого разряда по горным лыжам, участвовала в стартах уровня Ленинградской области, занимала какие-то смешные места. А потом меня дисквалифицировали по зрению. На соревнованиях в плохую погоду я проехала мимо вешки... Мне разрешили приезжать тренироваться, но сказали, что соревнований больше будет. Я зашвырнула лыжи очень далеко и не каталась 4 сезона. В сезон лила слезы, но не каталась принципиально.

— Как ты переживала период «я бросила»?

— Это был долгий период глупости. У меня исключительно карьерная семья. Папа — виндсерфер, мама — лыжница. Но они всегда это рассматривали как хобби и считали, что это не имеет права быть жизнью. И я всегда была очень заряжена на карьеру. Я тот период очень плохо помню. Я тогда ходила на скалы, лазала немного, но не каталась. Компании не было, денег не давали. Не жила, в общем.

— Как произошло твое возвращение на склоны?

— Поступила в институт. А там сборную горнолыжную набирали. Я и пошла, чтобы в легкоатлетическую секцию не вступать, гордая такая (что я, забыла, как кататься что
ли?). Выхожу, в общем, на склон в Кавголово (небольшой, но крутой) и понимаю, что не могу повернуть, вообще. За 4 года я забыла все.. И я падаю, падаю и падаю. Под
конец дня сижу плачу в вагончике у тренера — Любови Константиновны Костяевой — говорю, что мой разряд ничего не стоит, а она подливает мне чаек, кормит бутербродиками, и постепенно меня «откачивает».

А затем за полгода ставит обратно на лыжи. По большому счету именно она — мой первый тренер. Потом обо мне вспомнила спортшкола, которой понадобился младший тренер — ездить в Хибины, заниматься с детьми. И три года подряд я ездила зимой на 25-й километр пинать вешки. Так я вернула себе спортивную форму. Стала кататься за сборную ФИНЭКа. Затем поехала на Чегет. Вообще-то это знакомая мне гора, я там каталась вместе с мамой.

На Чегете познакомилась со всей фрирайдерской тусой... Сначала с Виталиком Инге-Вечтомовым и Лизой Тамбовцевой. Эти «аццкие» маргиналы и «посвятили» меня во фрирайд. Ездила я с ними на узеньких гоночных юниорских лыжах, на этих же лыжах я стала выезжать в Северный цирк. Жесткач! Я падала, плакала, но продолжала жрать кактус (с). Потому что если не это — то что?!

Так я заболела фрирайдом. Краем глаза посмотрела на Кирилла Анисимова, послушала его афоризмы про «ты не запаривайся — ты катайся», откатала сезон и на 2 года ушла в декрет. О беременности разговор отдельный, я почти не каталась (только в Коробицыно, но какое ж это катание). Ребенку год... Я никуда не езжу и начинаю спиваться…

— Почему?

— К тому моменту все совпало: я уволилась с работы, поняв, что делаю то, то мне не нужно. Проведя без гор два года, я перестала спать, потому что они начали мне сниться. Чтобы заснуть, мне был нужен алкоголь... Мой муж это понял и отправил меня на Чегет. И всё.

Весь прошлый сезон я провела в горах. Полтора месяца протусила на Чегете
Гиды «Freeski» — Юля Матвеева и Гоша Надежин — реально меня вытащили. Чегет — и сезон должен был, собственно говоря, закончиться. Но за день до отъезда вот этот кадр с помпоном (машет в сторону Британа — Прим. авт.) говорит, что через неделю едет на Камчатку. Я вцепляюсь ему в косички на шапке (тогда были косички) и спрашиваю: «Какая такая Камчатка?». За одну неделю я добываю кучу денег, за день до вылета беру билет и лечу.

— И как тебе Камчатка?

— На Камчатке у меня реально вырос уровень. В тот год на Чегете не было снега. И то, что нам показывал Гоша на участке в три поворота, на Камчатке можно было делать на поле с километровым перепадом. Когда я это поняла, я чуть не плакала от счастья, мысленно говорила спасибо Гоше за все, чему он меня научил. А потом было Чили. Сейчас я снова на Чегете.

Становится понятно, что с этим нужно что-то делать... Пока не знаю, что. Мне все говорят, что я еду в горы отдыхать. С таким оттенком говорят, словно я еду в Египет лежать на море. Не скажу, что на Чегете я работаю. Но совершенно точно я приезжаю не побухать в баре и пару раз катнуть. Жить я еду.

Так что пора найти какое-то дело, которое позволит мне оставаться в горах. Для гида у меня пока слишком мало опыта. Я не возьму на себя ответственность за чужую жизнь. В других амплуа попробую. Это вопрос даже не заработка, а самореализации. Чтобы про меня не говорили больше, что я отдыхаю.

Я не говорю про «вкалывать». Считаю, что если ты гончар — это должно быть
любимым делом. А в современном обществе слово «работа» часто ассоциируется с чем-то ненавистным.

— Всяко лучше, чем на работе... (с)

— Так не должно быть.

— Какие горы ты увидела первыми?

— О! Я сейчас расскажу. На Тянь-Шань я попала в 8. Мы тогда пошли с мамой в
поход, на месяц. И больше горы меня не отпускают. Затем был Кавказ. Мы поехали с мамой через три дня после выписки из больницы, где я лежала с воспалением почек. И как тогда упрекали мою маму, так же сейчас упрекают меня. Только ленивый не говорит мне: «Ты что, обалдела? Ребенка с года таскаешь в горы?! Обалдела возить его в рюкзаке с Эльбруса?».

А я безумно благодарна своей маме за то, что я попала на Чегет в 11 лет. И то, что я на Приюте одиннадцати была в 10. Благодарна за то, что вот этот воздух был в моих легких! Моя сестра вообще попала в горы в 2 года (мы от разных отцов). И, несмотря на то, что у нас с сестрой большая разница, да и не дружим мы, я благодарна ей за то, что она отвозила меня на скалы под Питером. Я до сих пор помню тех, с кем там встречалась, будучи ребенком. Сестра и мама дали мне все, что сейчас составляет мою жизнь.

В этот раз я приехала с подругой. И Сашка говорит, что в городе я другая, как бы «не здесь», а в горах я улыбаться по-другому начинаю.

— Ты не боишься повторения истории?

— Я пугаюсь того момента, когда очень долго нахожусь в городе. Начинаю думать, что мне что-то нужно поменять в квартире, переклеить обои, вместо лыж купить посудомоечную машину... Залипаю, одним словом. И тогда меня охватывает животный ужас. В этот момент обязательно появляется кто-нибудь с сообщением, что едет в горы или с 3 Гб фото из Гренландии. И я сижу, стукнутая пыльным веником, и понимаю, что там жизнь, а я тут заживо разлагаюсь. И в этот момент мне становится наплевать: есть у меня деньги, или нет, есть у ребенка сопли, или нет, и что обо всем этом думает моя свекровь. Я хватаю ребенка в охапку и уезжаю. Теперь я так делаю всегда.

— Платон...

— Антонович, Волков.

— Ты уже придумала для него будущее?

— Я не буду сыну ничего навязывать. То, как судьбу (карьеру) навязывали мне, чуть было не стоило мне здоровья.

Когда мой организм решает, что я делаю какой-то косяк, он начинает болеть. И болеть сильно. У меня начинаются травмы. А когда совсем все плохо, я вдруг перестаю вставать... Так получилось на крайней работе. В какой-то момент я поняла, что на работу иду вместо 15 минут полчаса. Затем путь до офиса стал занимать полтора часа пешком... Потом я перестала ходить, стала на работу ездить. Под конец в какое-то утро я не смогла встать. Тогда муж отвез на работу заявление. И я три месяца лежала дома в дикой депрессии.

Вытащили меня друзья-скалолазы. Они приезжали каждый день в 10 утра, начинали делать мне завтрак, прибираться в моей квартире. Затем я начала вставать, чтобы съесть приготовленную ими еду. Так, постепенно, они заставили шевелиться. После этого я забеременела Платоном. Так что я твердо знаю, что навязывать сыну ничего нельзя и изо всех сил буду стараться этого не делать.

С Платоном еще забавно получилось. Я рожала его трое суток. И родила в день, когда в Питере выпал первый снег. Я шла по коридору, мучимая схватками, и муж по телефону призвал меня посмотреть в окно. Я увидела падающие хлопья и заорала на весь роддом, что рожаю фрирайдера!

И ему нравятся лыжи, нравится скорость. Хочу дать ему этим надышаться — сделать для него то же, что в свое время сделали для меня сестра и мама. Я поддержу его любое начинание. Захочет танцевать — пусть танцует. Пожелает стать переводчиком с албанского — вперед. Но, конечно, я постараюсь поделиться с ним самым прекрасным, что в моей жизни.

Он катается, его хвалят инструктора, у него получается. Ему нравятся путешествия. Я везла его с Эльбруса в рюкзаке, и он возмущался, когда я сбрасывала скорость. Посмотрим, что из этого выйдет. Мой ребенок второй сезон на Чегете, я горжусь своим ребенком!

— Вернемся на склоны. Многие уверенно по трассе, но не решаются выйти за ее пределы…

— Ты думаешь, это вопрос риска и страха?

— Я хочу у тебя спросить, что, на твой взгляд, нужно, чтобы перешагнуть границу… Пуля в голове?

— Думаю, что те, кто не перешагивают, делают это не потому, что боятся лавин или там сломать что-то. И не потому, что они ограниченные. Просто разное отношение к горам в принципе. А среди тех, кто выходит за пределы трассы, многие узнают о страхе лавин, только уже выйдя на off piste.

Для кого-то гора — это «беговая дорожка», на которой можно откатать тренировку посреди красивых пейзажей, а вечером спокойно выпить пива в приличном баре. Эти люди не приедут на Чегет, а если приедут — отплюются. Разве что они приезжают сюда по финансовым соображениям или по привычке.

Фрирайдеры не все катаются великолепно. Это не плохо, и не хорошо — это факт. Не у всех высокий технический уровень. Например, я старалась кататься вне трасс, только-только возвратившись из декрета. Фрирайд — это вопрос отношения горам. Пытаешься ли ты их понять? Увидеть чуть больше, чем тебе предлагают увидеть с трассы. Посмотреть «вон ту скалку», прыгнуть и уйти на ходы. Совершенно иные
возможности. А вот внутри фрирайда уже возникают вопросы риска, опасности, страха.

— И во фрирайде нужно много работать над собой...

— Фрирайд дает больше, чем просто катание по трассам. Я не про спорт сейчас говорю, так как любой большой спорт считаю школой личности — будь то подъем штанги или пинание вешек.

И во фрирайде как нигде нужен накат, знание горного рельефа, опыт спусков, чутье, которое есть у Кирилла Анисимова, Саши Байдаева. И если ты идешь путем фрирайда, тебе придется менять себя внутренне. Настоящие достижения в горах требуют искренней самоотдачи, любви к горам и роста личности.

Это нужно, чтобы взять от фрирайда максимум. Можно провести параллель с йогой. Это очень серьезная духовная практика. Ты развиваешь тело, одновременно
развивая дух. И в то же время в йоге есть яма-нияма, соблюдая которую, ты помогаешь развивать тело. В йога-спорте гимнасты, конечно, всех сильнее, асаны они делают лучше обычных йогов. Хотя гуру йоги, понятное дело, просто нет дела до этих соревнований.

И в российском фрирайде скоро начнут мочить те, кто хорошо прыгает ньюскул и
ничего не боится. Молодая шпана. Да, они порвут всех на соревнованиях. Но это не то. Чтобы стать гуру во фрирайде, нужно становиться лучше, терпимее, набираться опыта. С другой стороны, занимаясь фрирайдом, ты волей-неволей меняешь свое мировоззрение.

— Раз уж мы затронули тему соревнований во фрирайде...

— Я не участвовала. Хочу в этом году попробовать себя. Хотя отношение к ним у меня изначально двойственное. Соревнования, конечно, двигатель прогресса. Можно сравнить себя с другими, оценить свой уровень.Соревнования помогают спортсменам найти спонсоров. К тому же это тусовка. А Вербье — это флагман. Это лучшее из того, что есть. Это варево фрирайда. Из него выковываются лучшие.

Но я бы не хотела, чтобы фрирайд стал олимпийским видом спорта. Это как бальные танцы. Это уже не танцы, а спорт. Конечно, есть вероятность, что придут большие деньги, и фрирайд выродится… А в связи с тем, что творилось в прошлом году в Северном цирке, когда его раскатали в бугры, этого можно ждать…

— В смысле, раскатали?

— Ну да, все напокупали себе «сетов» и поперли. Фрирайд — это круто. Я не говорю, что фрирайд — это элита. Но считаю, что ты должен четко понимать, что тебе надо, брать гида. К горам нужно относиться с уважением. Фрирайд не может быть массовым по определению.

— Но гибнут далеко не только новички и те, кто сдуру сунулся...

— Кто гибнет чаще: автогонщики мирового класса или просто пешеходы? Гиды или любители, которые приехали в горы на две недели?

— Засыпало семь сноубордистов на Чегете — по глупости, и вот — Андрея Деминова. Он выполнял свою работу, резал эту лавину. Да, люди совершают ошибки, но он постоянно в этой ситуации риска, потому что он гид. У того, кто приезжает на 2 недели, больше шансов погибнуть, потому что он неопытный. Но он приезжает на 2 недели, а гид работает в горах почти круглый год.

— Так ты ЗА или ПРОТИВ массовости?

— У массовости, как у любой медали, есть две стороны. Одна — больше снаряжения, больший приток финансов и больше шансов, что придет человек талантливый. Другая — целина будет распахана теми, кому все равно, ехать по трассе по лесу, теми, кому фрирайд совершенно не нужен. Я не знаю, «за» я или «против»

— Приятно сознавать себя элитой что ли?

— Возможно. С одной стороны. А с другой, давай сравним с музыкой. Мало кто слушает Малера. Так, чтобы с удовольствием. Остальные — попроще — слушают Киркорова. И всех все устраивает. А вот вдруг пошла бы мода на Малера! И все бы стали слушать его для статуса. Удовольствия никому не принесет.

То же и с фрирайдом: будет много смертей, раскатанные склоны, закрытые канатки, куплено не то снаряжение… Может, тебе по трассе гонять надо или вообще на
параплане в горах летать, а ты прешься во фрирайд, потому что это модно.

Это не значит, что те, кто приезжает в горы на две недели, чудаки с другой буквы. Может, им две недели нужно подышать этим воздухом, а в городе они потрясающие художники, великолепные операторы, отличные строители… Мне кажется, фрирайд не может развиваться в сторону массовости.

— А куда бы ты сама хотела фрирайд подвинуть?

— Я как раз недавно об этом думала. К вопросу о соревнованиях. Да, это тусовка. Но развивать эту тему в сторону очков-секунд я бы не стала. Соревновательности хватает, как мне кажется. Нужно улучшать качество трасс, развивать критерии судейства. Проводить соревнования разного уровня. Сейчас их мало. Нужно развивать тусовку, а не в сторону Белого цирка. Для развития в общем нужно снимать больше видео, фото, проводить мастер-классы. То есть развивать фрирайд в сторону искусства и философии, а не спорта.

— Уровень российского фрирайда…

— Мне трудно оценить зарубежный уровень. Кроме того, я видела в фильмах и немного в Чили. Но мне каже уровень наших ребят невысокий. Не очень представительные чемпионаты. Среди женщин вообще жесть. Не очень много сильных райдеров. Им просто не на что жить и развиваться.

Несколько вариантов: ты уже заработал свои деньги и можешь их тратить; у тебя есть муж/жена, который, финансирует, или ты делаешь шаг в сторону нищеты. Не каждый на этот шаг решится. Спонсорская поддержка недостаточная. И круг тех, кто может оказать финансовую помощь, ограничен. Тех, кто может пробиться в международную команду, как Фесенко, единицы. Остальные работают гидами. Но это тоже небольшие деньги.

В принципе, сильные райдеры у нас есть. Тот же Кирилл Анисимов. Лиза Паль и Саша Байдаев доказали, что они кое-чего стоят на мировой арене. Многие хорошие райдеры не могут пробиться, просто потому что им не на что ехать в Вербье на отборки.

— Вопрос снаряжения. Что значит «не то», о котором ты говорила? Это «минус шесть — плюс пятнадцать»?

— Я сама пока не нашла для себя идеальные лыжи. У меня странное отношение к снаряжению, как и к машинам. Я к ним присматриваюсь, как к друзьям. Женские лыжи для меня слишком мягкие. А вот «Шаманы» от Icelantic, наоборот, жестковаты. Но мне нравится этот бренд, нравятся его идеи, эти ребята пытаются поджечь эфир! А мне нужно либо набирать вес, чтобы продавливать лыжи (это к слову про «плюс пятнадцать»), либо искать что-либо другое. И тогда — минус шесть.

— Я все не могу оставить тему массовости... Это же так здорово, открывать для других свой мир, показывать им то, чем ты дышишь, живешь!

— Бывает обидно, когда приводишь человека, он начинает катать на Северах, совершенно не принимая твоих ценностей. Здорово, когда человек понимает тебя, и его тоже начинает трясти от этой целины!