Костя Яблоков об Экстремальных играх

Как Константин Яблоков беседовал с Василием Казариновым о фрирайде и Экстремальных играх, и 50 грамм коньяка не выпил, потому что дел было много.

Журнал: «SKI Горные лыжи» № 1, 2005 год
Текст: Василий Казаринов
Фото: Михаил Соколов

Костя Яблоков — о проекте, субкультуре и других хороших темах.

Площадки

— Прошел слух, что ты стал большим начальником...
—  Да ну, начальником, скажешь тоже. Просто предложили поработать в рамках большого проекта. Вот и работаю — исполнительным директором Агентства спортивного маркетинга «Экстремальные игры». Это только звучит громко. Жизнь моя от этого радикально не изменилась. А генеральный директор и основной закоперщик всего этого дела — Сергей Семенович Зон-Зам. Думаю, этот человек в особых рекомендациях не нуждается, основателя и главу «АльпИндустрии» все знают. Наши муниципальные власти тоже вполне доброжелательно в сторону этой затеи смотрят, мы в тесном контакте работаем с создаваемой при совете по туризму Москвы Школой экстремального и приключенческого туризма имени Ю. А. Сенкевича. Спортивные профильные федерации подключаются.

— А в чем смысл?
— Выражаясь языком официальным, его можно очертить так: «Основной целью фестиваля “Экстремальные игры” является развитие неолимпийских видов спорта в нашей стране, а также популяризация активного образа жизни».

— Ну что, звучит красиво — внушает. Сразу возникает ассоциация с чем-то большим и масштабным. У проекта, насколько я понимаю, есть уже кое-какая история?
— Разумеется... Первый опыт был еще в 1999 году, на Воробьевых горах — некий контест проводился в рамках празднования Дня города, на который подтянулось приличное количество народа, уважающего экстрим в разных его ипостасях и проявлениях. И зрительскую толпу они собрали очень приличную — десять тысяч только за один день. Зимой того же года устраивались «Игры в Волене», собрали шесть тысяч зрителей.

На следующий год история повторилась. В декабре 2001 года фестиваль откочевал в большие горы, в Красную Поляну. В марте 2005 года его принимали и в Красной поляне, и в Приэльбрусье. Правда, соревнования нынче проводились только в дисциплине внетрассовое катание — фрирайд. Словом, сейчас уже вполне можно говорить о том, что у проекта хорошие перспективы.

— Минуту... Примерно в то же время — начиная с 2000 года — Роман Молчанов, глава «Спорти», трижды проводил в Терсколе фрирайд-контесты. Это было классно, согласись, — даже при всех тогдашних организационных накладках.
— Конечно, классно. Вообще Роман великое дело сделал, он окно в Европу прорубил. И судей привез — Берни Шульке, Клауса Польцера, Даниэлу Шмидт — эти люди в мировом фрирайде очень высоко котируются. Да и иностранных райдеров он подтянул тоже очень высокого уровня. Роман, кстати, по-прежнему в деле, участвует в проекте. Он в настоящий момент является президентом Федерации фрирайда России и оказывает нам неоценимую услугу, предоставляя нашим мероприятиям статус и ранг этапов чемпионата России. Сейчас речь идет о том, чтобы продвигать это дело, но — не упираясь исключительно во фрирайд, а объединив в рамках фестиваля как минимум шесть основных площадок. Помимо фрирайда — фристайл (бигэйр и джиббинг), кросс для лыжников и сноубордистов, скиальпинизм и ледолазание. Вот и получается: «шесть в одном флаконе».

— А «флаконы»?
— Что касается чисто территориальных площадок, то мы ориентируемся сейчас на Терскол, Домбай, Красную Поляну и подмосковные курорты, как уже было, например, в парке «Волен». Пока такая вот география.

— О'кей, с тем, как проект выглядит официально, все ясно. А реально? Ну, с фрирайдом понятно — профессиональная среда в этом смысле вполне сложилась. То же самое — ледолазание, есть хорошая школа, в мире наш айсклимбинг в общем котируется. А, предположим, — скикросс? Весь мир давно уже на профессиональном уровне кросс гоняет, на тех же Х-Games, чемпионаты мира проводятся, масса регулярных стартов. А мы в этом смысле только шевелиться начинаем... Ну нет у нас реального опыта в этом смысле. Кто будет профессиональные трассы строить? Кто будет по ним гонять?
— Да нет, ну ты не прав... Есть люди, есть нормальная рабочая команда под это дело. Уже и контесты проводились на хорошем уровне. Короче, запросто можно все сделать по уму. А что касается райдеров... Да, может быть, профессионалов мирового уровня у нас пока и нет.

— Ну разве в бордеркроссе — Маша Тихвинская...
— О — молодца! А откуда она взялась? Из классических лыж пришла. Просто пересела с лыж на доску. Оттуда народ и подтянется. У нас ведь каждый год столько нормальных, перспективных людей из спортивных команд вываливается. Ну сам посуди — если я, предположим, гоняю гигант, но у меня не прет что-то в спорте, чувствую, нет у меня перспектив... А кататься я хочу. Что я в таком случае — не попробую себя в скикроссе? Попробую как минимум. С бигэйром тоже проблем в общем нет. Сложилась неплохая школа фристайла, люди на очень приличном уровне выступают — московские райдеры, питерские, камчатские, уральские, самарские. И парк мы нормальный в состоянии построить — последний SРС на Эльбрусе это показал.

— Да ну... Клаус Марко, говорят, там сильно горевал — в выражениях чуть ли не инфернальных — по разным поводам: то навески нет нужной на ратрак, то еще всякие прочие заморочки.
— Были накладки, да. То ратрак не работал, то с подъемником беда... Но это все в общем детали. И потом... Нам ведь не надо здоровенный парк из двадцати фигур городить под свое мероприятие. Поставим одну хорошую фигуру — пока достаточно. А это сделать — запросто. Препятствий нет — проблема разве в том, чтобы оплатить работу шейперов и судейской бригады. И все будет. Что касается ски-альпинизма, то эта дисциплина в России тоже неплохо пошла, уже два чемпионата страны проведено в Кировске. Хотя, конечно, мы в этом виде от Европы отстаем, там уже третье поколение ски-альпинистов по маршрутам ходит. Но вид это классный, по себе знаю.

— Приходилось реально сталкиваться?
— Ну, в какой-то степени... В сезоне 1995-1996 гг. на Кавказе на зимних отборочных сборах перед экспедицией нашего свердловского альпклуба на северо-западную стену Макалу, мы всей командой по Шхельдинскому ущелью забрасывались под вершину Чатын. Снега в ущелье было много, пришлось идти вверх на лыжах — в режиме скитура. Ничего так, впечатляет.

Другое дело, что современного опыта в этой области у нас, возможно, пока маловато — наши ребята в прошлом году за границу ездили на соревнования, поглядели, что там и как: маршруты, снаряжение... Матчасть в последние годы сильно изменилась: всё полегчало, все шустрее побежало, покатило, даже специальные требования к одежде в положении о соревнованиях прописаны... Ничего, наберемся опыта потихоньку, никуда не денемся.

Кое-что об идеологии

— Костя, ты же куда лучше моего знаешь, что такое понятие, как «экстрим», — если пустить побоку всю эту чисто организационную рутину и всякие там официальные прокламации по части Экстремальных игр — предполагает еще и нечто иное. Тот же фрискиинг в широком смысле слова — это, помимо всего прочего, — своя особая идеология и своя философия.
— Конечно. Не «помимо прочего», а может быть, — и в первую очередь. В чем суть? Отдельный хороший контест мы провести в состоянии — не проблема. Стратегия Экстремальных игр состоит в том, чтобы все эти контесты замкнуть в четкую соревновательную цепочку. Нужна реальная соревновательная сетка — как в классических лыжах или футболе. В этом в конечном счете все заинтересованы.

Администрации курортов и туроператоры получают загрузку, дистрибьюторы — потребительский спрос, спровоцированный масштабным мероприятием, представители СМИ, в свою очередь, получают сюжеты для своего творчества и решают проблемы творческого кризиса. И второй важный момент... Вот мы вскользь обмолвились — говоря про фрирайд — о среде. Да, она — эта профессиональная среда — существует. Но даже при том, что все друг дружку вроде бы знают, пересекаются там или сям — на контестах, на том же Лыжном салоне в Гостином дворе, — этот мир выглядит немного раздрызганным, что ли... Кто-то в Терсколе сидит, кто-то в Поляне, кто-то в Москве, в Питере, кто-то и вовсе на Камчатке.

Смысл в том, чтобы эту среду консолидировать в рамках большого реального проекта. И есть еще один нюанс. Скажем, тот же фрирайд — да, собственно, и вообще экстрим в целом — это ведь не просто определенная компашка профессионально знающих дело людей. Это своя субкультура. Это сообщество людей, которые этим делом просто живут. Ну вот — как я, например. Вообще бывает обидно глядеть, как иногда складывается судьба человека этой субкультуры — он профи, но порой черт-те чем занимается: жить-то на что-то надо, деньгу зарабатывать. Экстремальные игры — помимо всего прочего — это еще и возможность для всех нас заниматься любимым делом. Ну, и зарабатывать немного этим делом.

Своя среда

— Вот это дельный поворот темы... А то, знаешь, меня немного ломает, когда я слышу это порядком уже зашарканное у нас словечко — «проект». Во-первых, у нас что ни затея — ну, предположим, пивной ларек у метро поставить — то не просто людям пива налить, а — проект! И еще... Есть в самом звучании этого слова что-то такое прохладное, округлое, глянцевое, целлулоидное. Ну его, это понятие… Всякое дело — это в первую очередь реальные люди, конкретные человеки. В нашем контесте — человеки определенной субкультуры.
— Это ты к чему?

— К тому, что ты — один из персонажей этой культуры. Так что давай, рассказывай — как ты до жизни такой дошел.
— Ну что.. Парень я свердловский, родился там, вырос. Урал — этим все сказано. Горы под боком. Так что еще со школы стал в горы ходить. Сначала это был просто горный туризм. Ходили много где — по Северному Уралу, по Южному. До Полярного, правда, я не добрался, но уже и там, где бывал, хватило, в этих походах мало не покажется: ночевки в палатках — пусть и с печками — все равно впечатляет, когда на дворе минус сорок по Цельсию.

Собственно, это было то, что теперь мы как скитур понимаем. Правда, снаряга у нас тогда была та еще: лыжи «Турист», полужесткие крепления... Стал понемногу альпинизмом заниматься. К 1991 году уже имел квалификацию КМС, прошел методические сборы, получил жетон «Спасательный отряд» — тогда это было обязательное требование. Потом школа инструкторов, стажировка, стал инструктором 3-й категории по альпинизму к 1994 году.

— В основном у себя там ходил, на Урале?
— Да нет, почему. На Урале горы невысокие и очень разрушенные, старые, соответственно категория сложности маршрутов невысокая. Так что поездить по стране нашей довелось. Много где в больших горах бывал. На Кавказе, в средней Азии, на Камчатке. Тянь-Шань мне очень запал в душу — район семитысячников — пик Хан-Тенгри, пик Победы. До вершины пика Победы, правда, не дошел в первый свой приезд, помешал форс-мажор — такое часто случается. Приехал полный сил, готов идти наверх, а тут — спасработы... Пришлось остановить восхождение на высоте около 6700 м — спасали группу корейцев.

В 1998 приехал туда работать — на ледник Северный Иныльчек. Там тоже без приключений не обошлось. Работа наша была простая — маршрут для иностранцев готовили. Приводишь иностранца под маршрут — вот тебе перила веревочные для страховки: пристегивайся и иди на наверх. Вот тебе гид, а если нужен носильщик — нет проблем, только деньги в кассу занеси. Ну так вот. Обрабатывали маршрут, провешивая перила, перед выходом на плечо пика Чапаева, с севера, это классический маршрут на Хан.

Там-то и вышло приключение, на высоте чуть больше 6000 м: большая лавина бахнула, и нас, четверых вниз скинула. Слава Богу, все живы остались. Потом нас вертолет снимал — с высоты 5700. Прикинь — ничего так была высадка, выше уровня Эльбруса... Ничего похожего я потом не видел. Я тогда всё ходил там, смотрел снизу на северные склоны Хана и думал: вот бы тут на борде проехать! Я ведь на тот момент уже серьезно катался.

— Ага! Ну вот мы и пришли к сути. Ты сразу на сноуборд вскочил или как?
— Да нет, сперва много катался на лыжах — когда горным туризмом занимался. Помню свои первые нормальные лыжи — Tyrolia.

— Ну, между нами, лыжи были дубоватые...
— Да ну, что ты — на фоне тогдашней массовой матчасти — просто супер. На чем народ в массовом порядке катался? Polsport, само собой, потом — мукачевский Fisher, а вслед за ним еще один замысловатый Fisher — «Спорт», «Барон», «Кевлар»... А сноуборд уже после был, попробовал его в 1994 году. Понравилось.

— Чем?
— Да ноги не разъезжаются. Нет, без дураков, серьезно. Это у меня, наверное, от занятия альпинизмом идет: на маршрутах ты на подсознательном уровне начинаешь распределять свои силы так, чтобы не сдохнуть где-нибудь посреди горы. Сноуборд в этом смысле позволяет экономнее расходовать свой ресурс. Это факт. Неоспоримо. А лыжи — штука в большей степени энергозатратная. Так что в больших горах я исключительно на борде выступаю.

— А та мысль, которая постучалась в голову, когда ты на северные склоны Хана снизу поглядывал, — она еще жива?
— Куда она денется? Классно было бы там проехать. Ну и по другим маршрутам — кулуар Хорнбейна, например, на Эвересте. Или кулуар Нортона — в том виде, в каком его Марко Сиффреди исполнил... Или — ледники Шамони. Да мало ли мест. Фантазии на эту тему иногда спать спокойно не дают. Осталось только финансовую базу под это подвести. А компания хорошая всегда соберется.

— Ну, это уж совсем крутой фрирайд.
— Так ведь уже не пацан, скоро тридцать три стукнет. Как говорит мой знакомый Жером Вильм: «Хороший райдер — это старый райдер». Жером знает, что говорит. Он сам райдер и фотограф в одном лице, живет во Франции в местечке Ля Грав, снимает фрирайд. Вот только жаловался не так давно. Говорит: ну что за жизнь пошла, прихожу после снегопада на канатку, а там толпа в сто пятьдесят человек. И наверху все вдрызг раскатано. Народ в массовом порядке в свободное катание ломанулся. И не только там, у них. У нас ведь тоже. Это, в общем, и неплохо. Но есть проблема. Настоящих профессионалов в этой массе — по пальцам можно пересчитать. И мысль за нашим проектом простая: от раза к разу повышая уровень участников в рамках спортивных мероприятий, улучшать картину в целом.

Даешь народу культуру

— Своя среда, своя культура, свой лайфстайл — это хорошо. Но есть в этом смысле одно «но». Тот же фрирайд-контест — это по сути «вещь в себе». Собрались крутые ребята, заперлись в такое место, куда обычный турист никогда не полезет, — и отжигают там в свое удовольствие. А зритель? А как эту культуру в массы нести — ведь именно этому нас учили партия и правительство...
— Зритель придет, никуда не денется — четыре из шести наших площадок существуют в модели парка, кросс в том числе — трассу можно просмотреть на всем ее протяжении. Но даже в таких связанных с большими пространствами видах, как фрирайд или скиальпинизм, можно в этом смысле найти выход. В Домбае, в Приэльбрусье есть, в принципе, возможность так проложить маршруты, чтобы определенные сектора просматривались. Так что народ — пусть и издалека — посмотреть сможет.

Есть же еще телевидение и масса печатных изданий. Экстремальные игры — это ведь не попытка заново изобрести велосипед, модель в самых общих чертах взята с реального оригинала, Х-Games в США. Но там у них — если не ошибаюсь — проект был изначально телевизионным: ТВ на первом этапе очень серьезные деньги в дело вкладывало, а уже потом в него стали вкладывать деньги рекламодатели и пошло развитие семимильными скачками.

У нас пока в этом смысле не то чтобы напряг, но, скажем так, есть проблемы. Но думаю, все в наших силах. Одно дело — привлечь телевизионщиков к одному конкретному контесту и совсем другое — это большой фест, когда на территории одного курорта народ отжигает сразу на шести площадках. ТВ это вполне может заинтересовать. Так что и этот — колоссальный — массив аудитории со временем тоже будет нашим. А уж о том, что на площадки подтянется основная масса туристов, отдыхающих в момент проведения игр на курорте, и говорить нечего: все придут. Однозначно. Наши ведь курорты как устроены? Ты целыми днями по одним и тем же трассам чешешь. Можно забуриться в бар и начать квасить. Ну, какие еще варианты?

— Любовным утехам предаться.
— Это дело, кто бы спорил. Но все равно — скучно... А тут — кураж, экшн, новые люди, очень, кстати, нескучные, и все прочее, что вообще в идеологию экстрима вписывается. И, кроме того, есть ведь еще одна цель, которая в стратегию Экстремальных игр заложена: та публика, которую принято называть «подрастающее поколение».

— А что с ним такое? Вроде нормальный народ.
— Да я не спорю. Но в головах у них такой винегрет… И выбор по всему спектру возможностей нездорового образа жизни такой широкий, что нам в свое время и не снилось... А мы им реальную альтернативу предлагаем: вот, девочки и мальчики, давайте будем исповедовать активный образ жизни.

— Ой, товарищ исполнительный директор, ну я вас умоляю... Мы же, как говорят в народе, не первый день замужем, так чего нам в третью балетную позицию вставать и из себя таких белых и пушистых изображать? Мы же в курсе: гульба по буфету в момент любого контеста такая идет, что мало не покажется.
— Нет, ну это нормально. Адекватная реакция организма на стресс, полученный там, на склоне... Почему не принять на грудь немного? Проблема не в том, что на вечеринке народ напитки употребляет. Плохо, если эта вечеринка лишена смысла. А любой хороший контест — это уже реальный сюжет: и всем хорошо, и всем весело. Культура пития — это ведь тоже элемент культуры.

— Хорошая мысль, мудрая мысль. Может быть — чисто культурно — по пятьдесят грамм в порядке жирной черты под этим разговором?
— Думаешь? Да нет, вряд ли. Чего-то дел много…