Страна тысячи башен

Статья Вероники Сорокиной о Сванетии — конечно же, о Михаиле Хергиани, лыжах и снежных вершинах. Фото Вадима Гиппенрейтера.

Журнал: «Вертикальный мир» № 58, 2006 год
Текст: Вероника Сорокина
Фото: Вадим Гиппенрейтер

… Мы были в этом доме. В нем ялтинский альпинист Юрий Бурлаков в 1989 году создал музей Михаила Хергиани. И с тех пор все, что там было, бережно хранится. И эта веревка тоже… Летом 1969 г. небольшая группа советских альпинистов отправилась в Итальянские Альпы, чтобы совершить ряд эффектных восхождений и завершить поездку рекордом на горе Су-Альто. На последний маршрут вместе с Хергиани отправился москвич Вячеслав Онищенко. В успехе они были уверены. На лужайке внизу с подзорной трубой удобно устроился ответственный секретарь Федерации альпинизма СССР Михаил Ануфриков, каждое движение мастеров ему было видно как на ладони. Он единственный и видел, как шедший первым — на рекорд — Хергиани вдруг стал падать вниз с грудой больших камней.

Онищенко находился за перегибом и момента срыва не видел, он только услышал грохот, крик — вероятно, предупреждающий, и приготовился к рывку. Рывок был, но тут же веревка ослабла: ее перебили камни, летевшие за Хергиани следом...

В Местии как-то очень остро чувствуешь сопричастность к миру Хергиани. Там живут его родственники, друзья, люди, знавшие его очень близко. Можно с ними поговорить, послушать внимательно, посмотреть на его первую вершину — Бангуриани. Можно посидеть на скамеечке у его памятника, стоящего рядом с городской церковью, зайти в его дом со старинной башней...

Настоящее имя Михаила, данное ему при крещении, — Чхумлиан. Так звали одного из его предков. Но в школе инструкторов альпинизма это имя выговорить не могли и называли Чхумлиана Михаилом. А потом и в паспорте у него стало написано «Михаил Хергиани».

Многие представители старшего поколения Хергиани начинали свой путь в альпинизме, работая проводниками в горах. Затем, став инструкторами, обучали молодежь премудростям этого спорта. Во время Отечественной войны воевали в спецотрядах сванских партизан, были горными проводниками в боевых частях Красной Армии. Эта фамилия дала советскому и грузинскому (в первую очередь — сванскому) альпинизму несколько поколений великолепных восходителей, среди которых мастера и заслуженные мастера спорта, призеры и чемпионы СССР по альпинизму и скалолазанию. В советские времена в Грузии было 13 человек, имевших звание заслуженного мастера спорта по альпинизму, семеро из них были сванами — в том числе и Михаил Хергиани.

Его биография и спортивные достижения хорошо известны. Мне же больше всего хотелось услышать живые свидетельства современников о том, каким человеком был Михаил. Все отмечали его необыкновенные душевные качества. Он был не только выдающимся альпинистом. Его искренне любили люди, с которыми пересекался его жизненный путь.

Вот что вспоминает о Михаиле Хергиани Павел Павлович Захаров.

— Входя в дом своего отца Виссариона Хергиани, он доставал из рюкзака все награды минувшего года, выкладывал их рядами на кровати и говорил отцу: «Это все твое! Ты меня сделал таким, какой я есть, а значит — и это все твое!». Мне повезло, один раз я видел эту сцену, и она произвела на меня потрясающее впечатление. Боюсь, что ни в одном московском альпинистском доме подобного не увидишь! В его фразе «Ты меня сделал таким!» нет ни позы, ни лукавства...

В год своего знакомства с Михаилом я был свидетелем, как под Крестовой скалой среди зрителей, восторженно наблюдавших стремительное восхождение Хергиани к очередной золотой медали чемпиона, какой-то человек произнес: «Мне говорили, сходи, посмотри на грузина Мишу, как он лазает по вертикали. Но он не лезет! Он танцует на вертикали! Да еще и напевает!» (Мишу часто называли грузином, просто не зная, что он относится к славному горному народу — сванам.) Да, он действительно иной раз напевал на горе — это бывало, когда Хергиани входил в самый трудный участок маршрута и ему была необходима самая высокая мера концентрации внимания и силы. Действительно создавалось впечатление, что Михаил лазал по скалам с легкостью, но люди не знали о его природной одаренности и том труде, который Миша вкладывал в свои тренировки. Впечатление легкости и простоты всего того, что он делал на скале, строилось на том, что было скрыто в глубине души и характере Михаила.

Я как-то сразу понял, что у Миши есть удивительное качество — умение так очаровывать и располагать к себе окружающих людей, что у большинства невольно возникало ощущение давнего знакомства с ним. Зимой я часто бывал на Чегете и в других горнолыжных районах страны — сказывалась вторая моя специализация. Миша в те времена очень неплохо ходил на горных лыжах (так тогда было принято говорить). Манера его спуска была скорее элегантной, чем напористой, спортивной, и этого для высоких результатов на чемпионатах Союза было недостаточно. Странно, думалось мне, — сильный, прекрасно тренированный спортсмен, а довольствуется какими-то там «за-двадцатыми» результатами.

Мы часто обсуждали это с другими тренерами сборной Союза, спрашивали самого Хергиани. Он как-то уходил от подобных разговоров. Разгадка наступила во время одного из скоростных спусков на Чегете. Тогда отечественные горнолыжники только-только осваивали северный склон. Стою я на перегибе в верхней части кулуара, уходящего на север (здесь и тактически трудное место, и опасное — можно улететь в березняк, что справа от кулуара; бывало, что и улетали), и составляю график прохождения этого участка сильнейшими лыжниками. Подкатывает к этому месту Хергиани, резко сбрасывает скорость и плавненько так ныряет в горловину кулуара. Снег был отличным, трассу еще не успели разбить, видимость отличная — непонятно, что его заставило растрачивать драгоценные секунды?! В гостинице во время обеда я спросил его об этом. Ответ ошеломил своеобразной логикой: «Паша! Лыжи для меня — это удовольствие, а ноги мне нужны для лета, для восхождений!».

Наверно, есть люди, которые могли бы добавить в эти отрывочные воспоминания что-то такое, что им не нравилось в характере Хергиани. Я этого сделать не могу только в силу того, что все наши короткие встречи проходили под знаком повышенного личного интереса друг к другу, нам было интересно разговаривать, мне было интересно его слушать, а он видел, что я его слушаю и понимаю. Вот, пожалуй, еще одна сторона Мишиного характера — умение видеть в собеседнике его желание быть интересным и отвечать тем же.

***
В Местии к Михаилу Хергиани особое отношение. Сложно словами передать огромную любовь к этому человеку. Но есть в этих простых рассказах что-то очень трогательное, чего никогда не встретишь в альпинистском справочнике с перечнем громких восхождений.

Нугзар Нигуриани, альпинист, муж Назо Хергиани, сестры Михаила

— Как вы познакомились с ним?
— Я ребенком еще был. Было первенство Грузии. Вот тогда и познакомился. В горах. А так... Он жил здесь рядом. Соседями были. Потом, когда закончились соревнования, одна группа потерпела аварию на Казбеке. Погода испортилась и они застряли где-то. Я попросился пойти на спасработы. Миша Хергиани руководил спасательным отрядом. Вот так я сходил первую вершину — Казбек, пятитысячник.

— В вашей семье все альпинисты?
— Да. Назо ходила «четверки». Тренирует детей в секции альпинизма. На Ушбу просилась. Но я никогда не согласился бы взять ее на Ушбу. Наш сын Георгий — тоже альпинист. В прошлом году на пике Ленина был. Самый младший участник. Мы не хотели, чтобы он ходил в горы. Я специально взял его, когда он еще маленьким был, на спасательные работы, не участвовать, а смотреть, что случается с альпинистами в горах, чтобы он испугался. А он — наоборот. После этого активно начал тренироваться. Потому что у нас в семье все время разговоры об альпинизме были. И с детства он полюбил этот спорт. А я был в прошлом году на Тетнульде, в позапрошлом — на Ушбе. У меня есть друзья-альпинисты из России. Сожалею, что с русскими контакт уже не такой, как раньше. Я их до сих пор люблю, как братьев.

— Когда тяжело было, не возникало желания бросить альпинизм?
— Нет. Это ты на маршруте думаешь: «Все. Больше не пойду!». А отдохнешь два или три дня, и все равно хочется туда. И, в конце концов, я так думаю, что там — дружба: маленький кусочек жизни разделяешь с друзьями, приносишь это вниз.

— А когда друзья погибают?
— Ну, друзья погибают... Но каждый альпинист не желает себе, наверное, умереть дома. Просто у нас так: мужественно жизнь надо провести до конца. А если уж дожил до старости, то должен помочь кому-то, подсказывать или помогать на спасательных работах, или учить кого-нибудь.

— Каким вы помните Михаила Хергиани?
— Характер. Человеческий характер. Он не только спортсмен. Он был человеком. Просто человеком. Всего себя отдавал, чтобы спасти пострадавшего. Он бросал все свои дела и шел спасать, если кто-нибудь терпел бедствие. Ночью или днем. Все равно. Ты знаешь, он много наград имел. Но всегда говорил, что лучше спасти человека, чем эти медали иметь.

Руководителем он строгим был. Требовательным. А так — как ребенок был. Общение с ним прекрасное было. Со старшими — старший был. С младшими — младший был. Характер такой был.

— А как другие люди к нему относились?
— О! Люди! Люди любили очень! Когда он приезжал — праздник в Сванетии был! Их семья в каждый приезд Миши, после каждой победы резала быка большого, и все селение, все его друзья были здесь. Приезжали его друзья из Кабардино-Балкарии. Были очень теплые отношения. Миша всегда сначала сюда приезжал, а потом в Кабардино-Балкарию. Потому что он там в лагерях работал старшим инструктором и тренировочные восхождения делал, готовился. Но сначала на родину приезжал. К отцу. На праздниках он мог выпить. Если у родных свадьба, то он все время возглавлял стол, был тамадой. Пил много, но утром рано все равно — бегал на 8 км в ущелье, тренировался на камнях или купался в речках, зимой и летом.

— В Ингури?
— Да, и в Ингури тоже.

— А танцевать любил?
— О! Танцевать любил! Начинал танцы всегда он! И пел хорошо! Вообще прекрасно! Просто человек универсальный был!

— Как он к своим победам относился?
— Он не выражал свою радость, чтобы другие... Как сказать...

— Не завидовали?
— Да, да, да! Ну, есть такие, что вот «я, я, я»... Не было у него такого в характере. Просто он очень скромный человек был.

— Михаил за границу часто ездил. По возвращении не говорил, что там лучше?
— Нет. У них свобода, это само собой. Но... Отношение. Не такое, как у нас, отношение друг к другу. «Дружественного отношения нет в горах у них», — говорил. Больше всего это он в Италии почувствовал. В Англии, например, какое-то официальное отношение. А здесь, в Союзе, совсем другое.

— Он погиб очень молодым. Не вовремя. Какие планы у него были?
— Планы были. Во-первых, спустить с пика Победы погибшего Илико Габлиани. В 1966 году они сделали попытку. Но рядом группа терпела аварию. И они были просто обязаны, как любые альпинисты, помочь этой группе. Пока шли спасработы, прошло много времени, и они не успели спустить Илико. Потом он хотел в 1969 году на Памире серьезное восхождение сделать. Участники ждали его там. Но он погиб... А еще он говорил, что бросает активный спорт, начинает здесь тренировать молодых, хотел, чтобы построены были горнолыжные трассы. Последнее время он немножко болел. И... в последнее время он очень рисковал. На таких маршрутах! «Зеркало» Ушбы в одиночку ходил! В одну веревку. На таких маршрутах с двумя веревками ходят. Он старался быстро пройти.

— А чувство страха знакомо ему было?
— Знакомо, знакомо. Бывало, говорил: «Сорвемся!». Все равно шли на маршрут. Его спрашивали: «Готов был?» — «Готов был», — «Как готов?» — «Если сорвемся — то сорвемся». На риск шли. Страха у него было больше, чем у тех, кто с ним в связке был. Но он не выражал его.

Был случай. Шли они по отвесной стене, когда «зеркало» проходили. И он не мог больше выдержать, и друзьям своим, которые с ним были, сказал: «Снимайте веревки. Если погибну — то один». Они не сняли. Те, кто живы, до сих пор об этом вспоминают. Такая к нему была любовь. Маршрут прошли безаварийно. Стали чемпионами Союза в 1964 г.

— Первые сванские альпинисты были охотниками. А Михаил любил охотиться?
— Охотиться он любил. Но когда в Средней Азии привели раненого зверя, когда он увидел его глаза, он плакал. После того не стал убивать зверей. Не стал. Бедные, они же в горах тоже живут. Горы любят, скалы любят. Как можно убить?! После того не стал. Это было где-то в 1961 году.

***
С Нугзаром Нигуриани меня познакомил Гиви Джапаридзе. Он же привел меня в дом другого известного альпиниста — Джумбера Кахиани, совершившего немало сложных восхождений вместе с Михаилом.

Джумбер Кахиани родился в традиционной сванской семье, в которой было девять детей, двое из них (Джумбер и Иосиф) стали признанными альпинистами. Джумберу есть, что сказать людям. Дом его больше похож на музей, чем на жилье обычного человека. Собственно говоря, это и есть музей.

Я уже перестала удивляться тому, что в доме едва ли не каждой сванской семьи бережно хранятся вещи, принадлежавшие их предкам, и целые комнаты превращаются в музейные залы. Вот и здесь предметы старинного быта на полках вдоль стен, старые фотографии... Вот Михаил Хергиани с Александрой Джапаридзе, первой женщиной-альпинистской, заслуженным мастером спорта Советского Союза, вот Тенцинг Норгей в Приэльбрусье, вот сам молодой Джумбер с альпинистским снаряжением в руках...

Наша неторопливая беседа плавно перетекает в рассказ Джумбера о том, как много в его жизни связано с Советским Союзом и русскими людьми.

— К сожалению, распался Советский Союз. Мы с Гиви (Джапаридзе) очень переживаем, что наши с Россией связи прервались. К нам не приезжают люди. Я вырос на Северном Кавказе, жил в Кабардино-Балкарии. Гиви привозил туда сборную Грузии на соревнования. Мы все только проиграли от того, что связи между нашими народами утрачены. Я родился и вырос среди русских. Это были альпинисты, горнолыжники и спасатели. До последних дней моей жизни я буду помнить то, что русские люди для меня сделали. Вот если бы я не попал к этим людям, которые научили меня альпинизму, научили всему, что я умею, кем бы я был здесь? Обычный сванский парень, который ничего не знал. Там, в Кабардино-Балкарии, я многому научился, а потом вернулся сюда, стал работать, создал секцию альпинизма, организовал сборную команду в Сванетии.

— Как вы подружились с Михаилом Хергиани?
— Я жил в Кабардино-Балкарии вместе с отцом. Отец работал в альплагере, заготавливал в лесу дрова и на двух ишаках их возил, чтобы хлеб пекли в лагере. Как-то раз он приходит под вечер и говорит: «Джумбер, там в Джантугане, в школе инструкторов, есть один парень очень-очень красивый, грузин. Он все время в палатке сидит и не выходит на улицу». Я спросил: рост какой? — Вот такой. Всё. Это Миша Хергиани. Чхумлиан. Я бегом побежал туда. Расспросил, где Миша Хергиани.

Помню, через 15 минут был около его палатки. Захожу. Он открыл глаза. Вскочил, схватили друг друга, обнялись, расцеловались. Я говорю: Миши, как дела? — Очень плохо. Очень. Лекции читают каждый день. Я ничего писать не могу (он по-русски не понимал). Ну а на лекции чем занимаешься? — Ну, вот все пишут, я тоже по-грузински что-то пишу в тетради». — А как думаешь дальше? — Когда на скалы выйдем — тогда вот всем им покажу!. Когда теоретические занятия кончились — пошли на скалы. Ну, и показал он! Он родился для скал.

— А как вы экзамены сдавали в школе инструкторов? По-русски?
— Я по-русски говорил лучше, чем Миша. Но тоже не очень хорошо. Поскольку по скалам хорошо ходили и по ледникам хорошо ходили, страховку хорошо делал и, пожалели нас. Ну что? Два свана. Кое-что подсказывали на экзаменах. А по практическим занятиям пятерки были у нас. Дисциплина: 5. Скалы: 5. По снегу тоже 5.

— Почему Миша альпинизм выбрал?
— Миша сделал восхождение на Бангуриани и после этого заболел альпинизмом. Это была его первая вершина. Как стал альпинистом Миша Хергиани? Вот смотри. На той стороне была в селе, да? Вот Миша родился в этом селе, которое называется Лагами. В Лагами жил его дядя. Это был очень известный человек — Максим Гварлиани, охотник и медиатор. Медиатор — это тот, кто может помирить людей, когда они поругаются. По-свански «морев», медиатором мог быть только очень уважаемый человек.

Они близкие родственники с Мишей. С детства Миша борьбой занимался, танцевал и пел хорошо. И Максим заметил, что у этого ребенка большое будущее: будет. Он ему сказал: «Миша!». Нет, Мишей его не звали тогда. Чхумлианом звали. «Готовься! Завтра рано утром мы уходим через этот перевал». Миша говорит: «В чем дело?» — «Не твое дело! Ты собрался?». И на рассвете они вышли отсюда, перешли через перевал Местийский, через ущелье Адыл-Су и пришли в альплагерь Джан-Туган. Так начался его альпинизм. Если бы не Максим, Миша бы альпинистом не стал. Он бы в борьбу пошел.

— Я знаю, что Максим Гварлиани был известным альпинистом и воевал во время Отечественной войны в этих горах.
— Да, да. Во время войны Максим и другие альпинисты — Чартолани Чичико, Зарубиани, Бекну Хергиани и другие — занимались техническим обучением русских солдат. Приэльбрусье захватила немецкая дивизия «Эдельвейс». Все северные склоны, все перевалы, вся территория Приэльбрусья в их руках была. Отсюда, из Сванетии, шло подкрепление для советских войск — 242-я горнострелковая дивизия. Руководитель сказал: «Соберите мне охотников и альпинистов». Это был очень опытный русский человек. Собрали всех. Один мастер спорта, второй, третий... Разделили их, чтобы на всех перевалах они шли впереди и чтобы солдаты под лавину не попали. На перевал поднимали оружие, патроны, дрова, землянки строили.

— А расскажите, как вы на Ушбу ходили.
— На Ушбу ходили мы так. Я тогда жил в Кабардино-Балкарии. Миша в Тбилиси жил. Это была суббота, кто-то стучит в дверь. Открыл — Миша стоит. Обрадовались, очень обрадовались, сидим, разговариваем, отец моргнул мне, сигнал дал. Ну, ясно было. Я побежал в сарай и выбрал хорошего барашка, взял через шею, занес сюда. Миша увидел, схватил за руку: «Не надо резать! Резать не надо!». Отец сказал: «Лучше тебя кто придет сюда?». Порезали мясо, сварили и сидим, разговариваем. Потом Миша собрался уходить и говорит «Машину не надо, пешком до Иткола пойдем и поговорим по душам». Идем пешком, проходим мимо ущелья Юсеньги и к Итколу уже подходим.

Я Мише говорю тогда: «Миша, Тянь-Шань мы облазили, Памир облазили, Северный Кавказ облазили, Южный Кавказ облазили, Западный Кавказ облазили. Давай, Миша, сделаем что-нибудь! Маршрут! Такой, чтоб подарить сванам в Сванетии. Какой-нибудь маршрут хороший сделаем в честь сванского народа». Вот так идем, замолчали, и он говорит: «Очень хорошую идею ты мне подал. Спасибо! Я знаю такой маршрут на одну вершину, который никто не ходил. Северная Ушба со стороны Сванетии».

«Зеркало». 500 м — отрицательная стена. До этого там действительно никто не ходил. — Вот оно, «зеркало», — говорит Миша, — смотрит в Сванетию, на сванов. Вот и сделаем им подарок. Собери сванских альпинистов всех, сделаем команду!

— А кто в команду входил?
— Миша была капитаном. Шалико Маргиани, Гиви Цередиани из Бечо, второй Миша Хергиани, Джокиа Гугава из Лентехи, я шестой был. Очень хороший технический маршрут получился.

— За сколько дней прошли?
— Шесть дней лезли. Четыре дня ночевали на отвесных скалах. Каждый вечер давали сигнал. Тогда рации не было. Пускали белую или синюю ракету. И как только давали эту ракету, вот тан, те сейчас аэропорт, через 5-10 минут костры горели. Это сваны давали нам знать, что следят за нашим восхождением. Наконец мы поднялись на вершину и решили там переночевать. Миша говорит мне: «Давай, последнюю ракету ты должен выпустить». И с вершины я выстрелил в сторону Сванетии. Внизу загорелись костры! Все горело! Шалико сказал: «Ой, бедные сваны, они сейчас поняли, что мы маршрут закончили. Они, наверное, умрут сегодня — столько самогону выльют от радости!».

— Как Михаил тренировался?
— Летом он ходил в серьезные экспедиции, на Кавказе или Тянь-Шане. А зимой сохранял спортивную форму за счет горнолыжного спорта. Времени у нас много не было, чтобы водку пить. Потому что когда выходишь на всесоюзные соревнования — надо очень готовиться. Нельзя говорить: «Я горец. Я в горах родился. Если не буду тренироваться — то все равно выиграю». Это так не бывает.

— Вы на пик Победы вместе ходили. Расскажете?
— Одно вот... И Миша, и я... Камень здесь лежит у меня... Это пик Победы. Мы поехали на Тянь-Шань. Во время восхождения на пик Победы на 6800 м умер Илико Габлиани. Тащить его не могли никак. Захоронили там. И через несколько лет Миша добился экспедиции, чтоб туда поехать и снять его тело. И не смогли. Миша очень расстроен был этим. Вот это пик Победы (показывает на карту), вот здесь лежит Илико Габлиани. Вот Важа Пшавела, 6985 м. Я здесь 4 раза был. В 1966 году мы пошли за телом Илико. Разработали маршрут. Рассчитывали, что провесим 800 м веревки. Когда маршрут подготовили, отдохнули два дня и пошли на штурм. У нас был такой план. Выйдем туда, где Габлиани лежит, если хорошо себя будем чувствовать, сбегаем на вершину, потом спустимся обратно и заберем Илико.

Но судьба распорядилась иначе. Сначала мы участвовали в спасработах, а потом испортилась погода. На 6200 м у нас была пещера. Ночью в 12 часов как начал сыпать снег! Валило три дня. Никто не мог выйти. Время шло. Надо было спускаться. Миша сказал: «Первыми пойдут Хергиани — Кахиани на одной веревке. Через 150 м пойдет Гиви Цередиани». Склон был лавиноопасным. Спускаемся так, потихоньку. Там маленький желоб такой был. Чувствовали, что здесь может сойти лавина. Но что делать? Другой дороги нет. Миша пошел вперед. Я страхую его. Ушел он от меня метров на 15 и... хрясь! Как выстрел из винтовки! Лавина начала вниз спускаться, Я на Мишу смотрю. И Миша говорит: «Снимай! Снимай!». Чтоб оба не погибли! Он думал, что я не удержу. А как я мог его отпустить?! И, Бог дал, лавина остановилась. Стала немножко тормозить и остановилась. Вот в этот момент мы очень близко посмотрели на настоящую смерть.

— И что потом?
— Спустились. На вершину уже нельзя было идти. Вот это Миша унес с собой, не знаю, как по-русски сказать. Боль от того, что не спустили Илико Габлиани. И до сих пор Илико лежит там.

Если в вечный снег навеки ты
Ляжешь — над тобою, как над близким,
Наклонятся горные хребты
Самым прочным в мире обелиском.

В. Высоцкий

***
Есть у сванов такой обычай: мертвые должны быть похоронены в родной земле. Здесь у каждой семьи есть фамильное кладбище и фамильная церковь. Поэтому сваны так сильно хотели спустить с пика Победы тело Илико Габлиани. Поэтому Виссарион Хергиани просил, чтобы привезли из Италии и похоронили в Сванетии его сына Михаила...

Весть о его гибели мгновенно разлетелась среди альпинистов. Казалось, горе пришло всюду, те хоть немного знали об этом мужественном и светлом человеке.

Джумбер Кахиани

— Это было в 1969 году. Тогда у Грузии была самая сильная сборная команда, и мы решили подняться на пик Коммунизма, его центральную южную стену пройти, 2500 м. Мы готовились. Миша поручил команду мне. «А я, — говорит, — из Италии приеду, привезу для нашего маршрута кислородные баллоны, разные облегченные крючья, карабины». Нам выделили 48 вертолетных часов. Мы так рады были этому. Грузинские песни пели весь день. Приходим в гостиницу, где команда жила. И поем. А наши ребята... Один там плачет. Другой здесь плачет… «В чем дело? Почему такое плохое настроение?». И дали мне телеграмму из Тбилиси: «Миша Хергиани погиб в Италии».

Павел Павлович Захаров

— Было лето 1969 года. В альплагере «Узункол» шла обычная утренняя линейка, раздавались учебные задания, разрешались выходы в горы — лагерь готовился к трудовому учебному дню, и как-то никто не обратил внимания на радиста, подававшего руками сигналы начальнику учебной части.

Когда на линейке была зачитана радиограмма, над строем альпинистов повисла какая-то густая и тяжелая тишина... Это пришло сообщение о том, что в горах Италии на вершине Су-Альто погиб наш Миша Хергиани. Спартаковский флаг медленно пополз вниз по флагштоку. Смахнул слезу старейший спартаковский альпинист Яков Григорьевич Аркин, утирали слезы те, кому было знакомо имя Михаила Хергиани, — плакали все. Затем был вечер памяти, вспоминали Мишу, поминали Мишу, говорили в его память прекрасные слова, поднимали за него чарку и снова говорили о нем — и снова сокрушались... Рано, рано... Не вовремя, не вовремя... Сколько он еще не сделал… Жаль, уже не сделает...

***
Михаил Хергиани похоронен в Местии, откуда он родом, в маленьком сванском селении, спрятанном среди белоснежных горных вершин.

Возвращаясь домой...

Мы выполнили нашу лыжную программу настолько, насколько позволила нам погода. Ушба показалась в полный рост только в день отъезда... Тут нас ждал еще один сюрприз: рейс до Тбилиси ожидало в два раза больше народу, чем могло поместиться на борту. Мы приехали позже других. И переполненный до отказа самолет на наших глазах улетел. Но Тезо пообещал, что в Тбилиси мы попадем вовремя. И через два часа самолет вернулся за оставшимися пассажирами... Эти два часа мы провели в размышлениях об этом удивительном месте.

Сваны мечтают о канатной дороге. О гостиницах, о горнолыжных трассах, о гостях со всего мира. Сванетия — уникальное место, созданное природой для горного спорта, но до сих пор так и не ставшее горным курортом... Почему?.. Завсетдатаи Приэльбрусья знают о лавинщике Нурисе Урумбаеве, погибшем в одном из кулуаров Азау. Уникальный специалист, известный ученый, знаковая фигура в своей области, он часто бывал в Сванетии в 1960-х годах и обсуждал с Михаилом Хергиани возможности развития горнолыжного спорта в Сванетии. Он собрал материалы по лавинам, обследовал склоны вокруг Местии и обещал вскоре привезти сюда экспедицию для составления проекта спортивного альпинистско-горнолыжного комплекса. Об этих встречах сохранились свидетельства А. Кузнецова.

«Ты должен, Миша, создать свою школу, — говорил перед отъездом Нурис. — Район Местиа создан для горного спорта. Именно здесь и нигде больше в Союзе — а я знаю все наши спортивные районы — имеется такое удачное сочетание отличных склонов для горных лыж, таких красивых вершин, как Ушба, Чатын, Тетнульд с естественным историко-этнографическим заповедником...»

Нурис считал, что инструкторов надо готовить из местного населения, что сваны просто созданы для этого. Именно так он видел будущее Сванетии. Михаил Хергиани соглашался, грустно улыбаясь. И показывал на «скелеты» недостроенной турбазы... Полвека прошло. Ничего не изменилось.

Без поддержки государства горнолыжные курорты не строятся. Перспективы развития этого региона местным жителям очевидны. И они делают то, что в их силах, чтобы изменить ситуацию к лучшему.

Адоли Гоштелиани (39 лет, житель Местии, альпинист, лыжник)
— Я хочу, чтобы в Грузию приезжали русские люди. Иностранцы живут намного дальше. И приезжают. А наши соседи, россияне, даже не знают ничего про Сванетию. С 1990-х годов перестали к нам ездить. Пора возвращаться!

— А может сейчас Местиа принимать туристов?
— Ну, иностранцев же принимает. Хорошей гостиницы пока нет. Строить надо. Но можно жить в сванских семьях, которые готовы сделать все для того, чтобы люди захотели сюда вернуться еще раз.

— Кому, на твой взгляд, интересен этот регион?
— В первую очередь альпинистам. Здесь есть очень интересные маршруты. И есть хорошие гиды: Афи Гигани, Идрис Хергиани. Возрождается спорт. Есть секция скалолазания, где занимаются дети от 7 до 12 лет. Правда, для развития нужны серьезные финансовые вложения. Я был в Москве в клубе «Точка отрыва» и видел там скалодром. Очень хороший! Вот бы такой в Сванетию, для тренировок. У сванов есть возможность тренироваться на живых стенах. Но зимой нужен скалодром. Есть маленькая стена. Но ее недостаточно.

Лыжникам нужна канатная дорога. Пока сюда только фрирайдеры приезжают и остаются довольны. В прошлом году два швейцарца были зимой. Говорили, что в рай попали. Моя большая мечта — это хорошие подъемники и хорошая инфраструктура, которые позволят Сванетии стать горным курортом.

***
Ну а мне хочется пожелать жителям этого края удачи и терпения. Когда-нибудь здесь все будет — и горнолыжные трассы, и канатные дороги, А гости со всего мира потихоньку приезжают уже сейчас. Ведь Сванетия так притягательна! А отсутствие цивилизации придает ей особое очарование. Она похожа на жемчужину, спрятанную от людских глаз. В Европе, опутанной сетью канатных дорог, такого уже не будет никогда...

P.S. Огромную благодарность мы хотим выразить жителям Тбилиси и Местии, которые помогли нам увидеть Сванетию: Гоштелиани Адоли, Джапаридзе Тезо, Джапаридзе Гиви, Джапаридзе Русудану, Джапаридзе Малхазу, Джапаридзе Аркадию, Жоржолиани Зурабу, Мушкудиани Эмзару.

При подготовке материала были использованы фрагменты из повести А. Кузнецова «Внизу — Сванетия». М., «Молодая гвардия». 1971